"Евгений Андреевич Салиас. Фрейлина императрицы " - читать интересную книгу автора

И эти мысли изредка волновали и смущали Карлуса. Не суждено ли в
будущем завязаться роковой борьбе с паном?
Положение усугублялось тем, что его Яункундзе уже теперь была бедовой
девчонкой, красивой, вострой, но своевольной. Так с раннего детства
подружившись с бобылем-мальчуганом, она теперь вела из-за него войну с
родителями. Когда этот бобыль, родом латыш, по имени Давыд или Дауц Цуберка,
был уже парень взрослый, то как вольный служил по найму в Дохабене пастухом
у того же пана. Софья настойчиво и упрямо, несмотря на выговоры и взыскания,
уходила за ним в поле и помогала сгонять и пригонять стадо. Иногда, в
наказание, девушку запирали на целые сутки в чулане или в овине, но чрез
несколько дней она снова пасла стадо с Дауцем Цуберкой... Софья ревела
каждый раз, конечно, винилась, искренно просила прощения, но тотчас снова
принималась за старое... Цуберка был для нее все...
Справиться с Софьей было невозможно потому, что она вдруг стала
умственно выше своих родных, своих сверстниц и друзей...
Здесь, в Дохабене, в полной глуши, на краю оврага, где протекала
маленькая речка и торчал гнилой мост без перил, в бедной деревушке,
окруженной пустынной равниной и мелколесьем, появилась на свет
самородок-девочка, которая подрастала теперь, становилась ловкой, речистой,
бойкой в обращении со всеми, даже с чужими, которых все дохатбенцы дичились.
Софья не видела ничего, кроме Вишек и трактира на заезжем дворе, где
отец жил в услужении и где, будучи его любимицей, она часто подолгу гостила.
Но в этих Вишках, на этом дворе, часто останавливались важные проезжие в
кафтанах с позументами и золотыми пуговицами. Экипажи их, совсем не похожие
на телеги и фуры местных жителей, их лакеи и гайдуки, их вещи, которые
выносились из экипажей в горницы, их речи, манера говорить, двигаться,
приказывать, даже взглядывать на обывателей Вишек - ничто не ускользало и не
ускользнуло от зоркого взгляда и пытливой смекалки этой девочки.
Смелая, хорошенькая, с черной как смоль головкой, в природных кудрях и
завитушках, с огненными черными глазками, с носиком, дерзко и грациозно
вздернутым вверх, с звонким, заразительным смехом, который звенел как
серебряный колокольчик, - эта дохабенская Яункундзе скоро стала любимицей
всех. Так рекомендовали ее и проезжим. Так называли ее и сановники. Девочка
без церемонии ходила по всем горницам, когда дом бывал занят гостями.
Каждый проезжий, хотя бы и важный вельможа, невольно обращал на нее
внимание. Опросив ее, он получал смелый ответ, соблазнительно веселую
улыбку, лучом сверкающий взгляд... И кончалось тем, что проезжий ласкал
Яункундзе, угощал тем, что сам ел, всякими сластями, что имел с собой в
дороге. Иногда девочка получала ленточку, платок или злотый в подарок.
- Славная у тебя девчонка! - говорили Карлусу все без исключения
проезжие. - Бедовая будет! Совсем барышня, а не крестьянка.
И вот это общение с людом, от которого веяло на девочку иным миром, ей
неведомым, но ею угадываемым, привело к тому, что Софья скоро поняла и
сказала себе:
- Не все здесь, в Дохабене и в Вишках! Здесь даже ничего нет... Все
там... Вон там, за лесом, за полями и оврагами, далеко за ними, очень
далеко... Но все-таки туда доехать можно! Оттуда едут и приезжают всякий
день. Там живут другие люди, которые поважнее и побогаче пана ксендза и пана
Лауренцкого... Вот если бы туда добраться когда-нибудь!..
И дичок-самородок, воспитанный не матерью и отцом, а тысячей проехавших