"Дж.Д.Селинджер. Знакомая девчонка" - читать интересную книгу автора

моем. Хотя, говори мы каждый на своем, понять друг друга было бы куда легче.
- Хм... Как вы здравствуете? - вопрошал я. На "ты" я к Леа не обратился
ни разу.
- Я здравствую очень. Большой спасибо, - отвечала она и всякий раз
краснела. Я уж как мог отводил взгляд - она все равно краснела.
- Не правда ли, отличная погода? - неизменно допытывался я и в
солнечный день, и в непогодь.
- О, да, - неизменно отвечала она и в солнечный день, и в непогодь.
- Хм... Были вы сегодня в кино? - вставлял я свой излюбленный вопрос,
хотя и знал, что пять дней в неделю Леа работала на отцовской парфюмерной
фабрике.
- Нет, сегодня у меня был работа с родитель.
- Это прекрасно! Там хорошо?
- Нет. Парфюмерия большой и много человеков туда-сюда.
- Это плохо! Хм... Вы будете иметь чашку кофе?
- Я уже поелась!
- Но еще одна чашка не будет плохо.
- Большой спасибо.
На этом этапе беседы я обычно смахивал с письменного столика -
хранилища всякой всячины - листы писчей бумаги, туфельные колодки, некоторые
принадлежности белья и еще много самых непредсказуемых предметов обихода.
Потом включал электрическую кофеварку и глубокомысленно изрекал: "Кофе - это
хорошо".
Обычно мы выпивали по две чашки, сахар и сливки мы передавали друг
другу с каменно-суровыми лицами, наверное, так же на похоронной процессии
раздают белые перчатки тем, кому нести гроб. Нередко Леа приносила домашнее
печенье или бисквиты, наскоро (и, видимо, тайком) завернутые в вощеную
бумагу. Она с порога неуверенно совала мне в левую руку свое подношение.
Надо ли говорить, что мне кусок в горло не лез. Во-первых, рядом с Леа я
забывал о голоде, а во-вторых, мне казалось едва ли не кощунством уничтожать
стряпню с ее кухни. Во всяком случае, надобности в этом не было никакой.
Обычно за кофе мы молчали. А потом беседы наши, точнее, потуги завязать
разговор, возобновлялись.
- Хм. А- вот, окно... вы есть холодная там?
- Нет! Мне очень согрето, большой спасибо.
- Это хорошо! Хм... Здоровые ли родители? - об этом я осведомлялся при
каждой встрече. [213]
- О да, очень! - родители у Леа отличались богатырским здоровьем, даже
в ту пору, когда мать у нее две недели болела плевритом.
Иной раз Леа сама выбирала тему для разговора. Правда, неизменно одну и
ту же, при этом премило коверкая английский язык, так что большой беды в
этом однообразии я не видел.
- Как ваше занятие сегодня утром?
- По немецкому? О, замечательно. Зер гут.
- Что вы занимали?
- То есть, что проходили? Хм... Это, как его... ну, это - спряжение
сильных глаголов. Очень интересно!
Не одну страницу мог бы я заполнить нашей с Леа тарабарщиной. Только
думается мне - ни к чему. Ведь по сути, мы так ничего друг другу и не
сказали. За четыре месяца мы виделись, наверное, раз тридцать, не меньше, но