"Григорий Борисович Салтуп. Лента Мебиуса (рассказ)" - читать интересную книгу автора

может быть! Блефуешь"... А Кронид давит:
"На спор! Вот двадцать пять рублей - ставь против. Если через десять
минут рак не поползет, мои деньги в твоем кармане! Слабо?!"
Офицеры заезжие, с деньгами, ставят на кон, бьют по рукам, время
засекают. Кронид берет одного красного рака и в кружку с пивом. Через
пять-семь минут рак ожил, усами зашевелил. На стол его вынет, рак и пошел
задом наперед. Клешнями трюхает.
А у Кронида Собакина двадцать пять рублей прибыли!..
- Однако, врешь ты, Боря. Сварил - не оживить. Он же дохлый!
- Живой! Кронид с вечера себе артиста готовит. Привезут в пивбар
свежих раков, еще живых, с озера. Он выберет самого бодрого и на ночь его в
стакан с водкой опустит. К утру рак пьяный в стельку, не шевельнется и
красный, словно в кипятке побывал. Потом уже просто: в кружке с пивом рак
посидит десять минут, "опохмелится", протрезвеет и Крониду, когда десять,
когда двадцать пять рублей прибыли дает. Вот как Собакин офицеров
"штрафует"!..
- Хорошо, однако! Хе-хе-хе! Веселый паря, твой Кронид! Молодец!
- Так ведь жулик?! Ты что, Иван Ефремович, забыл, что жульничать
нехорошо? Он же людей на двадцать пять рублей каждым раком обжуливает?..
- Жулик? - задумался Иван Ефремович. - Однако, кого он обманул?
Человека? - Нет. Офицера. Погранец жадный, денег много. Его можно жулить.
Протокол на него не пиши, - свидетеля нет. Важенку кто стрелял? Браконьер.
Погранец! Его можно жулить! Хорошо!
Борис Васильевич удовлетворенно хохотнул, то есть издал звуки,
отдаленно напоминающие хрюканье: "Хре - хре..." Жизнеспособные бациллы
реальности проникли в вакуумную нравственность Ь1-Кунг'ола.


6.

Вот так они и жили.
Пять - семь дней стадо паслось в одном месте, а когда олешки поедали в
округе все грибы, травы и зеленые листья, Иван Ефремович менял место
стойбища, выбирал другое, порой в двух-трех днях пути.
Борис Васильевич смирился с тем, что раньше конца октября он в
Ленинград не попадет и даже был рад отдохнуть три месяца от суетной жизни
большого города, от дурманящего, как наркота, застольного трепа Кронида
Собакина, от вечной обязанности терпеть чужую ложь, самому врать и
халтурить.
"Хорошо быть чукчей, - рассуждал про себя Борис Васильевич. - Паси
олешек, жги гнилушки, следи за стельными важенками и врать никому не надо".
Людей они не видели уже недель пять или шесть - Борис Васильевич
сбился со счета. Общение с миром им давал транзисторный приемник. Порой,
когда на ленинградского инженера нахлестывала волна беспричинной тоски, он
изливал свою желчь на доброго Ивана Ефремовича: заставлял его слушать
передачи о нравственном совершенстве советских людей, об успешном
построении развитого социалистического общества, истинной свободе
творчества наших писателей, художников и ученых, о торжестве и воплощении
заветных ленинских идей во всех сферах нашей жизни.
Один раз, изощряясь в садизме, он заставил бедного Ивана Ефремовича по