"Николай Самохин. Толя, Коля, Оля и Володя здесь были " - читать интересную книгу автора

на работу, покупать месячные проездные билеты на троллейбус, варить сосиски
в целлофановой обертке, а по вечерам сидеть у телевизора и размышлять:
натуральные или крашеные волосы у диктора Центрального телевидения Анны
Шиловой.
Но где-то существует энтузиаст. У энтузиаста нет телевизора. У него
есть глобус. Поэтому он, в свободное от работы время, елозит носом по
глобусу, отыскивая места, где невозможно пройти в лакированных туфлях, где
имеется наибольшее количество шансов заблудиться, утонуть, вывихнуть ногу и
подвергнуться нападению диких животных. Выбрав самое гиблое место, энтузиаст
хватает трубку и звонит приятелям: "Старик, есть прекрасная идея! - кричит
он. - Есть идея махнуть в Тартарары! Маршрут двадцать четвертой категории
трудности! Пять восхождений, двадцать бродов и четыре обвала! Кроме того,
есть надежда, что потреплет штормиком!.." Легче всего клюют на такое
людоедское предложение почему-то люди, которые никуда дальше городского
парка культуры и отдыха не выезжали, а штормы и обвалы видели только в кино.
Лично дядю Колю, когда ему позвонил такой энтузиаст ("Не будем называть
фамилию", - сказал дядя Коля), совратило слово "Курилы". Наверное, из-за
созвучия с кораллами. Курилы - кораллы - коралловые рифы - голубые лагуны -
белые яхты. И дядя Коля согласился.
Однако дальше про энтузиаста. Уже через несколько дней знакомые его
бегают по магазинам в поисках кирзовых сапог и телогреек. Сам же он в это
время лежит на диванчике и посвистывает в кулак. У него-то все имеется: есть
рюкзак, есть спальный мешок на гагачьем пуху, пуленепробиваемая штормовка,
палатка, котелок и топор. Все это хранится у него в кладовке с позапрошлого
года, когда он заманил вот таких же доверчивых людей в Уссурийскую тайгу,
откуда их потом, больных цингой, вывозили на вертолетах.
В самый последний момент, правда, наиболее трезвые люди успевают
отказаться от поездки - под предлогом болезни живота. Остаются два-три
слабовольных человека, которые больше всего боятся, как бы их не обвинили в
отсутствии характера. Очень скоро эти несчастные жертвы начинают понимать, в
какую авантюру они оказались вовлечены. Они спят в палатках, имеющих
свойство впускать комаров и не выпускать их обратно, умываются ледяной
водой, которую терпеть не могут и от которой у них трескаются губы, грызут
черствые сухари и получают у костра ожоги первой степени. Но у них не
хватает мужества прекратить эти муки в самом начале пути...
Произнеся все это, дядя Коля умолк и задумался. Потом вдруг шагнул к
рюкзакам и решительно схватил за лямки верхний. Я подумала, что сейчас он,
наверное, взвалит его на плечи и, не оглядываясь, уйдет назад по шпалам
железной дороги.
Но дядя Коля никуда не ушел. Он отшвырнул рюкзак, выдернул завалившуюся
под него планшетку и пробормотал:
- Это надо записать... Это может пригодиться.
Папа с Паганелем вернулись и начали вслух прорабатывать варианты - как
нам ехать: через восемь часов на поезде - но зато утром мы будем в поселке
Краскино, откуда шесть километров ходу до Посьета, или же через два часа на
катере, но тогда мы поздно вечером придем в Славянку, там неизвестно как
переночуем и лишь потом на автобусе поедем в Краскино, откуда все те же
шесть километров до Посьета.
- Давайте - лучше морем, - попросила я.
- Не мешай им, старуха, - сказал дядя Коля. - Конечно, мы поплывем. Но