"Жорж Санд. Ускок " - читать интересную книгу автора

удалившись в деревню. Однако я был настолько удручен, что одиночество
оказалось мне настоятельно необходимым. Только в этом мое оправдание. Сейчас
я покорился воле судьбы, и если выражение моего лица выдает подавляемые с
трудом сожаления, то я не думаю, чтобы кто-нибудь осмелился открыто выказать
свое торжество по этому поводу.
- Если бы мой племянник на беду свою сделал что-либо подобное, -
ответил Морозини, - он навсегда утратил бы мое уважение. Но этого не
случится. Правда, Орио Соранцо не тот супруг, которого я бы сам избрал для
моей Джованны. Из-за мотовства и беспутства его ранней юности я дал согласие
не без колебаний, хотя племяннице под конец и удалось его у меня вырвать.
Однако правда остается правдой: если говорить о чести и благородной
порядочности, то в натуре Орио нельзя усмотреть ни одной черты, не
оправдывающей высокого мнения, которое сложилось о нем у Джованны.
- Я тоже так думаю, ваше превосходительство, - ответил Эдзелино. - Хотя
вся Венеция порицает безумства мессера Орио Соранцо, хотя большинству людей
он внушает некоторое нерасположение, мне действительно не известен ни один
низкий или дурной поступок, из-за которого он заслуживал бы этой антипатии.
Поэтому я считал себя обязанным молчать, когда убедился, что ваша племянница
предпочла его. А пытаться восстановить доброе отношение к себе, очернив
другого человека, - это не в моих правилах. Однако при всем моем отвращении
к подобному поведению я бы решился на это, если бы считал мессера Соранцо
совершенно недостойным породниться с вами. Из любви и уважения к вам я счел
бы себя обязанным пойти на откровенность. Но воинские подвиги мессера Орио
во время последней кампании доказывают, что, растратив попусту свое
благосостояние, он оказался способным восстановить его самым славным
образом. Не требуйте от меня дружеских чувств к нему, не просите, чтобы я
протянул ему руку, - я был бы вынужден ослушаться. Но не опасайтесь, что я
стану поносить его или бросать какой-либо вызов. Я чту его доблесть, и он
ваш племянник.
- Ни слова больше, - произнес адмирал, еще раз поцеловав благородного
Эдзелино, - вы самый достойный дворянин во всей Италии, и мне всегда будет
горестно, что я не смог назвать вас своим сыном. О, если бы у меня был сын!
Если бы у него были ваши качества! Я бы просил у вас для него руки этой
прелестной, славной девочки; ведь я люблю ее почти так же сильно, как мою
Джованну. - И с этими словами он взял под руку Арджирию и повел ее в
парадный зал, где многочисленная толпа гостей уже занялась принятыми в те
времена играми и развлечениями.
Эдзелино побыл некоторое время в зале. Но, несмотря на все свои
благородные усилия, он невыносимо терзался горем и ревностью. Сжатые губы,
угрюмый, неподвижный взгляд, неестественная походка, словно тело его свела
судорога, наигранная веселость - все выдавало снедавшую его глубочайшую
муку. Он уже не в силах был владеть собой. Видя, что сестра забыла о своем
негодовании, перестала следить за ним тревожным взглядом и поддалась
дружеской предупредительности Джованны, он вышел в первую же попавшуюся
дверь и спустился вниз по довольно узкой витой лестнице, ведшей на одну из
галерей нижнего этажа. Шел он без всякой цели, весь охваченный безотчетной
потребностью в одиночестве и тишине, и внезапно увидел, что навстречу ему,
не замечая его, легким шагом поднимается по лестнице некий дворянин. В тот
миг, когда этот дворянин поднял голову, Эдзелино узнал Орио, и вся ненависть
его пробудилась, словно от удара электрическим током: поблекшее лицо