"Жозе Сарамаго. Поднявшийся с земли " - читать интересную книгу автора

Не беи его, Домингос, не бей его! - да куда там, это все равно что глухому
проповедовать.
И вот настал день, когда Сара да Консейсан оклик-мула мужа, а тот не
отозвался. Так в первый раз оставил он семейство на произвол судьбы и пошел
куда глаза глядят. Тогда Сара да Консейсан, которая столько лет никому ни
слова не говорила о том, как живется ей с мужем, пошла к одной грамотной
соседке, попросила написать письмо, и нелегко ей это далось, потому что мужа
она все-таки любила, да что поделаешь!... Дорогой отец, Христом-богом молю
вас, приезжайте за мной с телегой и ослом, заберите меня к себе и простите
меня, если можете, за все беспокойства и неудовольствия, что и вам
причинила, не послушалась я ваших советов, пошла за этого человека замуж, а
теперь вот раскаиваюсь, и ничего, кроме горя, я от него не видела,
исстрадалась я, живу в бедности, хожу избитая, не отказывайтесь от меня, не
вняла я голосу разума и теперь наказана, - последнюю фразу начитанная
соседка приписала от себя, с похвальной смелостью слив воедино стиль
классический со стилем современным.
Что же предпринять должен был отец по отцовскому своему долгу - пускай
даже еще не забылись прежние раздоры, - что же предпринял, получив письмо,
Лауреано Карранка? Он позвал сына, Жоакина, парня угрюмого и мрачного, и
послал его в Канью за дочкой и внуками, сколько бы их там ни оказалось. Не
то чтоб уж очень он их любил - ведь все они были дети пьяницы сапожника, а у
старика уже были любимые внуки от других детей. И вот при живом муже вдова и
при живом отце сироты приехали в Монте-Лавре и снова привезли кучей
наваленный скарб, а уж от мебели остались одни обломки; кое-что отец скрепя
сердце разрешил поставить в доме, а остальное пока что выставили на сеновал.
Теперь была крыша над головой, на полу расстелили рогожи - вот тебе и
кровать, - а чтобы прокормиться, старшие дети пошли просить милостыню:
Господь наш Иисус Христос тоже просил, тут стыдиться нечего, стыдно только
воровать. Сара да Консейсан работала теперь, как каторжная, чтобы принести в
дом что-нибудь кроме детского подаяния, а родители иногда делились с нею
припасами, мать была щедрее: оно и понятно, мать есть мать. Так и жили. Но
прошло несколько недель, и в Монте-Лавре объявился Домингос Мау-Темпо:
сначала он издали следил за женой и детьми, а потом подстерег их на дороге и
вышел к ним, сокрушаясь и винясь в содеянном, как он сам красиво говорил,
вспоминая, должно быть, те времена, когда был пономарем. Лауреано Карранка
страшно рассвирепел и раскричался: если, мол, Сара да Консейсан, дура
безмозглая, опять свяжется со своим проходимцем, то она ему больше не дочь.
Домингос повел речь с большой осторожностью: он-де избавился от своих дурных
наклонностей и греховных пристрастий, исправился и за то время, что был в
разлуке с семьей, понял - а раньше-то как слепой был! - до чего же любит
жену и дорогих деток. Сеньор тесть, обещаю вам и клянусь, хотите на колени
стану! Под воздействием этих слов и потоков слез, которые при этом
проливались всеми домочадцами, гнев старика слегка утих, и семейство
Мау-Темпо обосновалось в деревеньке поблизости - чуть ли не на виду у
родителей. Свою мастерскую Домингос открыть не мог, и, как ни мало ему того
хотелось, пошел он в подручные к сапожнику Грамишо, а Сара да Консейсан,
чтобы помочь мужу и прокормить детей, в той же мастерской стала кроить кожу
для башмаков. Ну, а судьба? Домингос Мау-Темпо становился все печальней и
вскорости сказал жене так: Надо нам отсюда уезжать, плохо мне здесь, я пойду
поищу работы, а ты с детишками пока меня подожди. Что было делать? Сара