"Жозе Сарамаго. Поднявшийся с земли " - читать интересную книгу автора

бы до дома добраться. Надвигалась ночь. На западе еще догорал последний,
мутно-красный луч, и вот все погасло, и земля стала похожа на черную бездну,
гулкую и немую - как велик наш мир в час, предшествующий ночи! скрип колес
слышался теперь отчетливее. Осел шумно вздохнул, и это было неожиданно, как
разглашенная в полный голос тайна, а шорох мокрой одежды казался негромким
плавным разговором, безостановочной беседой добрых друзей. Вокруг -
насколько хватало глаз - не было ни огонька. Женщина перекрестилась сама,
сотворила крестное знамение над лицом сына. В такой час нужно, чтобы
защищено было тело, чтобы укрепилась душа, - в такой час на дороги выходят
призраки, они бродят по оврагам или сидят на камушке, а появится путник -
зададут ему три вопроса, на которые не сыскать ответа: кто ты, откуда идешь,
куда идешь? Мужчина шагает рядом с телегой, он хочет затянуть песню, но не
получается: все силы уходят на то, чтобы показать - ночь меня не пугает. Нам
уже мало осталось, говорит он, теперь все вправо, там хорошая дорога.
Где-то очень далеко впереди зарница осветила тучи - как низко,
оказывается, висят они над головой. Потом после нестерпимого ожидания
раздался глухой удар грома. Этого только и не хватало, сказала женщина,
смилуйся, святая Варвара! Однако гроза - а может быть, эта молния была лишь
остатком уже отгремевшей непогоды - прошла стороной: наверно, святая
Варвара, призванная на помощь, отогнала ее подальше - туда, где вера не так
сильна. Они вышли на тракт - угадать это можно было по тому лишь, что дорога
стала шире; а чтобы распознать иные признаки, нужно много стараний и дневной
свет... По рытвинам и грязи шли они раньше, по рытвинам и грязи идут теперь,
а тьма вокруг такая, что не видно, куда ставишь ногу. Осел движется вдоль
насыпи, чутьем угадывая дорогу. Мужчина и женщина месят грязь следом за ним.
Время от времени мужчина впотьмах выбегает вперед, смотрит, не заворачивает
ли дорога, пытается различить Сан-Кристован. Когда же во тьме забелели стены
первых домов, дождь внезапно стих, - так внезапно, что они этого сразу даже
и не заметили. Шел-шел, а потом перестал; словно огромный навес растянули
над дорогой.
Где наш дом? спрашивает женщина: ей, перед тем как без сил растянуться
на кровати, еще придется позаботиться о сыне, разобрать вещи. С той стороны,
отвечает мужчина. Все двери закрыты, только тусклый свет, пробивающийся
кое-где из-за ставен, показывает, что в домах - люди. Где-то залаяла собака:
так и положено - собака лает, когда кто-то проходит мимо нее, а остальные
верят ей на слово и тоже поднимают лай. Приоткрылось и снова захлопнулось
окошко. Теперь, когда дождь стих, когда дом рядом, особенно зябко становится
от холодного ветра, что несется по улице, залетает в узкие проулки,
сотрясает нависшие над невысокими крышами ветви. Ветер отогнал большую тучу,
небо просветлело. Дождь кончился, сказала женщина сыну, который спал и
единственный из четырех путников еще на шал об этой отрадной новости.
На маленькой площади шелестели под ветром кроны деревьев. Подожди меня
тут, сказал мужчина, остановил телегу и пошел к двери, откуда пробивался
свет. Это была таверна: там за столиком сидели трое мужчин, л четвертый
стоял у стойки, держа стакан двумя пальцами - большим и указательным, - как
на картине. Тощий и сухощавый старик за стойкой перевел глаза на дверь, а
вошедший сказал: Доброго здоровья всей компании, так здороваются те, кто
прибыл издалека и по природной благожелательности или в интересах дела
желает завести дружбу, с кем только можно. Буду теперь жить здесь, в
Сан-Кристоване, зовут меня Домингос Мау-Темпо, а ремесло мое - сапожник.