"Бенедикт Сарнов. Сталин и писатели (Книга вторая)" - читать интересную книгу автора

для президиума и кафедра для ораторов; записалось уже до сорока человек -
все больше из состава "красной профессуры".
Заранее можно было предсказать содержание речей: в иных случаях
легко быть пророком в своем отечестве. Один за другим выступали "красные
профессора", "литературоведы-марксисты", театральные критики-коммунисты - и,
стараясь перещеголять друг друга в резкости выражений, обрушивались на
пьесу, требуя немедленного ее запрещения. Требовали привлечения к
ответственности деятелей Главреперткома, пропустивших к постановке явно
контрреволюционную пьесу; обрушивались на театр и режиссера, изобразивших
Петра "героически", явно в целях пропаганды монархизма; взывали к "мудрости
Сталина", который, конечно же, разглядел всю контрреволюционность спектакля
и несомненно запретит распространение его в массах...
В таком же духе высказались в течение часа один за другим десять
ораторов, причем каждый последующий старался "увеличить давление" и оставить
за флагом всех предыдущих в выражении своих верноподданнических чувств и
своего безмерного негодования.
На кафедре появился одиннадцатый оратор, - толстый "красный
профессор" с таким же толстым желтым портфелем под мышкой. Он прислонил
портфель к подножию кафедры, поднялся на нее - и едва начал речь словами:
"Товарищи! в полном согласии с предыдущими ораторами, не нахожу достаточно
сильных слов негодования, чтобы заклеймить эту отвратительную
контрреволюционную пьесу, в которой так героически подан Петр, явно в целях
пропаганды монархизма..." - как его перебил директор и режиссер Берсенев,
попросивший у председателя слова "с внеочередным заявлением". Получив его,
Берсенев, не поднимаясь на кафедру, где оставался одиннадцатый оратор, а
стоя за спиной президиума, сказал приблизительно следующее:
"Товарищи! Французская народная мудрость говорит, что из
столкновения мнений рождается истина, - и сегодняшний наш обмен мнениями о
спектакле "Петр Первый" несомненно послужит лишним доказательством
справедливости этой поговорки.
Я рад, что десять-одиннадцать первых ораторов высказались столь
единогласно в своем отрицательном и резком суждении о пьесе, - рад потому,
что уверен, что многие из последующих ораторов выскажутся об этой пьесе в
смысле совершенно противоположном. По крайней мере мне уже известно одно из
таких суждений. Час тому назад товарищ Сталин в беседе со мной высказал
такое свое суждение о спектакле: "Прекрасная пьеса. Жаль только, что Петр
выведен недостаточно героически".
Я совершенно уверен, что если не все, то по крайней мере некоторые
из последующих ораторов присоединятся к этому мнению товарища Сталина, и
таким образом из столкновения мнений родится истина. А теперь прошу меня
извинить за то, что я прервал столь поучительный обмен мнениями своим
внеочередным заявлением"...
Впечатление от этой краткой речи, которой нельзя отказать в
ехидстве, было потрясающим. Сначала наступило гробовое продолжительное
молчание, затем - вихрь землетрясения, буря оваций и крики: "Да здравствует
товарищ Сталин!"

(Р.В. Иванов-Разумник. Тюрьмы и ссылки. М. 2000. Стр. 71-73)

Иванов-Разумник, конечно, тоже расцветил свою историю, слегка - а может