"Жан-Поль Сартр. Трансцендентность Эго" - читать интересную книгу автора

Мире, как бы для того, чтобы убежать от самого себя, переворачивает этот
порядок, то получается так, что {акты} сознания даны как эманирующие из
состояний, а состояния - как продуцированные Эго. Из этого следует, что
сознание проецирует свою собственную спонтанность на объект под названием
"Эго", придавая ему творческую силу, для него абсолютно необходимую. Однако
эта спонтанность, репрезентированная и гипостазированная в некотором
объекте, становится спонтанностью, лишенной чистоты, неподлинной и
деградированной: спонтанностью, которая магическим образом сохраняет свою
творческую потенцию, несмотря та то, что она здесь приобретает пассивный
характер. Отсюда глубинная иррациональность понятия Эго. Мы знаем и другие
аспекты деградации сознательной спонтанности. Укажу лишь на один из них:
экспрессивная и тонкая мимика может передать нам "переживание" {"Erlebnis"}
собеседника во всех его смыслах, во всех его нюансах и во всей его свежести.
Но она передает нам его в деградированном, т.е. пассивном виде. Так мы
оказываемся окруженными магическими объектами, сохраняющими как воспоминание
кое-что от спонтанности сознания, не переставая при этом быть объектами,
принадлежащими миру. Вот почему человек для другого человека всегда есть
чародей. В самом деле, эта поэтическая связь двух пассивностей, из которых
одна спонтанно творит другую, есть сама почва чародейства и глубочайший
смысл "причастности". Вот почему всякий раз, когда мы начинаем рассматривать
наше Я {Moi}, мы и сами оказываемся заклинателями самих себя.
В силу этой пассивности Эго способно подвергаться воздействиям. На
сознание ничто не может воздействовать, ибо оно есть причина самого себя.
Однако продуцирующее Эго, напротив, претерпевает обратное воздействие со
стороны того, что оно продуцирует. Оно как бы "компрометируется" тем, что
оно создает. Здесь налицо инверсия отношения: действия или состояния
обращаются на Эго и тем самым квалифицируют его. Это снова приводит нас к
отношению причастности. Каждое новое состояние, продуцированное Эго,
определенным образом окрашивает и нюансирует его в тот самый момент, когда
Эго его продуцирует. Эго как бы оказывается под властью чар этого действия,
оно соучаствует в нем. Вовсе не преступление, совершенное Раскольниковым,
есть то, что внедряется в его Эго. Или, скорее, если быть точными, это все
то же преступление, но в некой превращенной, сконденсированной форме, а
именно - в форме душевной травмы {meurtrissure}. Так все, что продуцируется
Эго, затрагивает его, производит на него впечатление; и надо добавить: его
затрагивает только то, что оно производит. Можно было бы возразить, что Я
{Moi} может подвергаться трансформации под воздействием внешних событий
(разорение, тяжелая утрата, разочарование, изменение социального окружения и
т.д.). Но это происходит лишь постольку, поскольку эти события выступают для
него в качестве поводов для определенных состояний или действий. Все
происходит так, как если бы Эго благодаря своей фантомной спонтанности было
гарантировано от всякого прямого контакта с внешним окружением, как если бы
оно могло контактировать с Миром только через посредство состояний и
действий. Можно видеть смысл этой изолированности: дело просто в том, что
Эго есть такой объект, который являет себя только для рефлексии и который
поэтому радикально отрезан от Мира. Жизнь его протекает в ином измерении.
Подобно тому как Эго есть иррациональный синтез активности и
пассивности, точно так же оно есть синтез имманентности и трансцендентности.
В некотором смысле оно есть для сознания нечто более "внутреннее", нежели
состояния. Эго, строго говоря, не что иное, как внутренность рефлектируемого