"Айко Сато. Банкротство (Современная японская новелла) " - читать интересную книгу автора

и снова принималась писать:
"...Есть мужчины, для которых наивысшее удовольствие - пристроиться в
поезде напротив мини-юбочки. От избытка чувств некоторые из таких пассажиров
могут даже свалиться с сиденья. Иногда у себя на службе мужчины нарочно
роняют под стол ручки и карандаши. Это делается ради мини-юбочки, сидящей
напротив.
Со времен отшельника Кумэ, свалившегося с облаков от одного вида
женской ножки, мужчины не в силах устоять перед женскими бедрами. Я понимаю,
что было бы бессмысленно заниматься теперь критическим анализом всей
эволюции этой проблемы. И все-таки становится бесконечно грустно и стыдно от
сознания, что в наше бурное время, растеряв почти все подлинно мужские
достоинства, мужчины сохранили интерес только к женским бедрам..."
На сочинение двух этих абзацев у меня ушло целых три часа. Это был
очерк для газеты, печатавшийся по частям. К утру я во что бы то ни стало
должна была сдать его в редакцию. Затрещал телефон. Сразу же раздался
вопрос:
- Сэги уже вернулся? - Это звонил наш давнишний друг - писатель
Катагири. - Как все нескладно, Акико-сан. Сэги тут обратился ко мне, и я
одолжил ему пятьсот с лишним тысяч. Что же теперь будет? Я все ждал, что он
сам что-нибудь скажет, а от него ни слова. Ну хоть бы из вежливости
позвонил. Жена у меня нервничает, просто в отчаянии. Я-то сам верю Сэги и
люблю его. У меня и в мыслях нет, чтобы он мог подобным образом обмануть мои
дружеские чувства и мое доверие.
Чувствовалось, что Катагири не совсем трезв.
- Я ведь не столько из-за денег беспокоюсь, сколько совсем из-за
другого. Ты понимаешь меня? Акико-сан... Ну, ты-то, наверно, понимаешь мое
состояние?
- Да, - выдавила я как стон, - понимаю... очень сожалею... - больше я
не в силах была сказать ни слова.
- Может быть, еще все уладится. Вот беда-то. И жена у меня... Ты ведь
знаешь ее, так что можешь себе представить...
- Сожалею, очень сожалею. Я что-нибудь придумаю. Я... постараюсь
вернуть.
Закончив телефонный разговор, я попыталась опять взяться за работу, но
почувствовала, как во мне закипает гнев.
- Доверие... дружба... - бормотала я вне себя от негодования.
"Катагири-сан, значит, ваши дружеские чувства и доверие измеряются
деньгами! - мысленно восклицала я. - Вы ведь все-таки литератор, и вам не
пристало говорить о "доверии" и "дружбе" в стиле какого-то клерка. Почему
вместо того, чтобы распространяться о "доверии" и "дружбе", вы не заявили
прямо и ясно: "Будьте добры, верните мне мои деньги! Для меня пятьсот тысяч
дороже дружбы!.."
Я несколько раз набирала номер телефона Катагири и каждый раз, еще до
появления гудка, нажимала на рычаг. Я понимала, что мое возмущение нелепо и
что у меня, пожалуй, нет оснований обижаться на Катагири. Ведь я жена
человека, который "обманул доверие". И как его жена, я должна пасть ниц с
повинной. Сознание этого и чувство собственного бессилия приводили меня в
еще большую ярость. Мне хотелось сказать:
"Ведь не я же все это натворила. Это сделал мой муж и вы сами".
Если бы прежде, чем решаться на что-нибудь, Катагири пришел ко мне за