"Кимико Сато. В баню (Современная японская новелла) " - читать интересную книгу автора

вентилятор на потолке раздевалки - все те же, но сами купальни полностью
переделаны. На стенах зеркала, перед ними краны с горячей водой. На еще
новеньких зеркалах развешаны рекламные листки. Сверкают свежей краской
черные и красные иероглифы: приглашают в магазин тканей и сусия,[5]
родильный дом и магазин по продаже аксессуаров для машин. Между зеркалами
стоят белые цилиндрические баки для мусора, на них тоже виднеются иероглифы:
"Безопасность движения нужна всему миру...", "Депутат городского совета..."
Дальше - неразборчиво. Вот гадость, даже до бани добрались!
Одна из девиц с крашеными волосами, столпившихся по ту сторону большого
чана, вытащила наманикюренным пальцем изо рта жевательную резинку и щелчком
отправила в ящик "депутата городского совета". Девицы работали в баре у
станции и всегда в этот час (баня открывалась в три дня) вместе ходили
мыться. С тех пор как вокруг муниципальных жилых зданий понастроили хибар,
где поселились рабочие с завода, таких девиц здесь пруд пруди.
Синобу немного отодвинулась и негромко сказала матери:
- Входи в воду постепенно, не окунайся целиком.
- Хорошо, - послушно кивнула та.
Мать ухватилась обеими руками за края чана и, повернувшись спиной,
зашла в воду по колено. Некоторое время она стояла неподвижно, сверкая
ягодицами: ее тело, располневшее после того, как ей исполнилось пятьдесят,
светилось белизной. Затем, потихоньку согнув колени, она медленно, в течение
нескольких минут, погрузилась в воду: сначала по пояс, потом до груди и,
наконец, по шею. От напряжения мать губы вытягивает - у нее такая привычка,
на вздернутом носу выступает пот. Бросив взгляд на ее невыразимо счастливое
лицо, Синобу отвела глаза и сказала нарочито сухо:
- Может, подлить холодной? Такая горячая тебе вредна.
- Хорошо. - Мать послушно открыла кран.
"Старушка...", - невольно вспомнила Синобу слова мужа.
В доме Синобу примерно год тому назад, перегородив кухню, поставили
ванну с газовой колонкой. Семидесятипятилетнему свекру стало не под силу
ходить в баню.
- А дома ты сама его сможешь мыть, - сказал муж, когда ванная была
готова. Повесив большое зеркало, он пришел в восторг от собственной идеи:
"Просто прекрасно!" Но Синобу стеснялась мыть свекра.
- Ты что? Не девочка уже, чтобы стыдиться. Сама уже старушка. Оттого и
детей нет.
Муж подмигнул. Необходимость заботиться об отце, видимо, не вызывала у
него недовольства. Теперь почти каждый вечер свекор бормочет, когда Синобу
вытирает его покрасневшее от горячей воды тело: "Эх, и хороша же была
водичка!" И каждый раз Синобу думает: "Завтра же поеду к матери". Но у нее
столько хлопот - ведь магазин тоже всецело на плечах Синобу.
Хидэо было двадцать пять, когда он с первого взгляда влюбился в
двадцативосьмилетнюю Синобу, работавшую тогда в банке, и привел ее в дом; с
той поры она трудилась не покладая рук: ухаживала за больной свекровью,
когда та умерла, хлопотала на похоронах; потом выдала замуж золовку Бэнико.
Также благодаря ее расторопности они получили банковскую ссуду, перестроили
магазинчик. Теперь он приобрел свое "лицо": Синобу с мужем подбирали книги
по изобразительному искусству и общественным наукам, и их постоянными
покупателями сделались студенты. Хидэо был человек безотказный, из той
породы людей, что, наспех переодевшись после работы, тут же опять бегут