"Владимир Савченко. Жил-был мальчик" - читать интересную книгу автора

испытывает человек, читая напечатанное о нем самом, - особенно если он к
этому не привык и не сам организовал публикацию. А сейчас в нервно
листающих страницы руках Петра Ивановича находилось нечто большее, чем
обычная публикация, - это он чувствовал.
В смежной комнате послышались мальчишеские голоса. Это Андрюшка
вернулся из школы и, как обычно, с приятелями. "Ма, я буду во дворе!" -
"Только далеко не убегай, скоро обедать". Голоса стихли, хлопнула дверь.
Петр Иванович все это воспринимал и не воспринимал: он был в ином времени.
"...Отец был командиром РККА, но вскоре ушел в запас, стал работать
заготовителем. Летом он иногда брал мальчика с собой в поездки по области
- и это были самые счастливые недели. Ехать в телеге, которую тянет
великолепное животное "коняка" - ее можно для лихости хлестнуть кнутом,
можно прокатиться на ней верхом. Поля, пруды, рощи, речушки, яблоневые
сады, утки, запудренные мукой люди на мельницах, баштаны, рожь, с головой
скрывающая человека (однажды он заблудился в ней). И главное: папка,
лучший человек на свете. Как-то в дороге они остались почти без харчей;
отец научил мальчика готовить "допровскую" тюрю: в кружку с водой
накрошить хлеба, добавить постного масла, посолить... и не было ничего
вкуснее этой тюри!
Там, в глубинном селе, и застала их на второе лето война. "Киев
бомбили, нам объявили..." Мама-она как раз приехала навестить их - подняла
плач, перепутав Киев с Харьковом, где у родственников гостила старшая дочь.
Война. Парень-тракторист развернул на одной гусенице свой трактор,
выпечатал в грязи веер, на полном газу рванул вперед, по представлениям
мальчика - прямо на фронт. За трактором, воя и заламывая руки, бежала
распатланная старуха.
Война. По забитым беженцами дорогам они вернулись в город. На следующий
день отец пришел в командирской форме, в пилотке, с наганом в кобуре и
даже с котелком у пояса. Котелок он подарил мальчику. Велел матери
готовиться к эвакуации и сразу уехал - принимать батальон.
Война. Перечеркнутое крест-накрест - белыми полосами бумаги на оконных
стеклах - мирное благополучие. Первые бомбежки, их пережидали в дворовом
подвале, где раньше хранили картошку и капусту. Панические сверхдешевые
распродажи вещей, которые никто не покупал.
Отец появился через две недели. Осунувшийся, усталый. Посадил их в
бушующий, переполненный эшелон и ушел - на этот раз навсегда..."
В гостиной снова раздались голоса, на этот раз женские: жена и ее
знакомая Марьмихална вкладывали весь нерастраченный в семейной жизни
темперамент в обсуждение какого-то животрепетного вопроса. Не сойдясь во
взглядах, кликнули Петра Ивановича, их доброжелательного и ироничного
арбитра. Тот не отозвался. "Отдыхает, - сказала жена. - У него была
трудная командировка в Москву, в министерство". Женщины понизили голоса.
А Петр Иванович читал-видел-вспоминал.
...Как они приехали в чужой город, в серый домишко на окраине,
принадлежавший дальним родичам, в скандалы от начавшейся нужды, тесноты,
неустройства. И четвероюродного племянника Котьку-ремесленника, который
кричал: "Понаехали на нашу голову!" - и лупил мальчика.
...Как он ощущал постоянный голод, а потом уже и не ощущал, потому что
желание есть стало привычным - на всю войну и первые годы после
нее-состоянием.