"Аркадий Савеличев. Последний гетман (Сподвижники и фавориты) " - читать интересную книгу автора

переворачивая российское самодержавие с боку на бок, одно шутовство за
другим. Где-нибудь да оскользнется самолюбивый боярин, сломает непокорную
шею!
Так и родилась шутовская затея, скрепленная царским указом, - быть
Ледяному дворцу пред дворцом Государевым! Само собой, поручили канцлеру
Волынскому. В срок самый жесткий и неукоснительный. В зиму лютую.
Но ведь и тут не поймал его Бирон! К назначенному сроку пред дворцом
царским явился ледяной дворец, в котором топились ледяные печки, по-за
ледяной крепостной стеной стояли ледяные пушки, палили в клубах дыма
ледяными ядрами, ледяные фонтаны поднимали золотистые струи дождя, трубили
африканским ревом ледяные слоны, пенилось в ледяных кубках только что
входившее в моду французское вино на ледяном же столе, пред ледяным,
точь-в-точь повторявшим настоящий, царским троном, и ледяное же перо на
ледяном листе, чтоб писать царский указ...
Казнить? Миловать? Конечно же казнить!
Но возрадовалась заскучавшая было бабища, на водянистых ногах,
поддерживаемая с четырех сторон, сама пришастала к трону, посидела на
любезно подсунутой - уж тут-то не ледяной! - подушке и указ повелела
написать самый милостивый. Ах, боярин Волынский, услужил так услужил!
Царская благодать, и царская же награда.
И все ж подловил Бирон боярина и великого канцлера Волынского. В
заговоре против Государыни был обвинен. Несть обвинения более тяжкого!
Но ни на дыбе, ни перед тем, как четвертован был, никого из своих
пособников не выдал Артемий Волынский. Знал, что все равно его ждет
истязание, - чего молодых друзей за собой в могилу тянуть? Един за всех
мученическую смерть принял. Всех выгородил и обелил... Одним из таких
обеленных и был Григорий Николаевич Теплов. Личный секретарь Артемия
Волынского, а ныне учитель Кирилы Разумовского.
Теплов не зря же носил такую фамилию: был сыном придворного истопника.
А истопники, при громадном печном отоплении дворцов, которые к тому же
частенько горели, были люди своеобычные. Наводившие мистический ужас. Если
даже быстрая на ногу Императрица Елизавета почитала своего личного
истопника - вальяжного Васеньку Чулкова - пожалуй, больше, чем канцлера
Бестужева, так не лучше была и вечно мерзнувшая, расплывшаяся Анна
Иоанновна. Несть числа, кого руками Бирона казнила - истопника не трогала.
Потому и смог сын его Гришаня учиться, и даже весьма изрядно, под крылом
незабвенного Феофана Прокоповича. Сметлив и проворен был Гришаня, чтил
завет: "Чтоб теплела жизня твоя, прислоняйся к самой горячей печке". А уж
куда горячей боярин Волынский! После Феофана еще и за границу послал, в
немецких университетах ума набираться. Вернулся Гришаня уже готовым
секретарем великого канцлера. Жаль, маловато им в совместности довелось
поработать. Слишком гордого боярина вскоре четвертовали, отец истопник от
пьяного угару взял да и помер, а сын в ужасе бросился искать новую печку.
Поначалу на захудалом дворишке цесаревны Елизаветы; как чуял - не зря. На
счастье его, вскорости померла о всех своих шести пудах и Анна Иоанновна, а
после некой холодной дрожи и новая печка нашлась: малороссийская. Именем
Алексеюшка, если на голосок воспрянувшей из небытия дочери Петра Великого.
Первого камергера, его сиятельства, если на голос прозябшего человека.
Алексей Разумовский знал всю малороссийскую необразованность и чтил
ученость сына истопника, который душой и телом прислонился к новой