"Игорь Савельев. Гнать, держать, терпеть и видеть (повесть) " - читать интересную книгу автора

ИГОРЬ САВЕЛЬЕВ

Гнать, держать, терпеть и видеть

повесть

I

Все равно было холодно.
Они специально поднялись повыше, этаж на седьмой, куда, по логике, - в
столбе подъезда, гуляя по заплеванным маршам, - должно было идти тепло (да и
жильцов на лестнице меньше), - но расхлябанные, пожженные и побитые окна
сводили на нет все законы физики и завывали, завывали февральским ветром.
Никита распечатал водку, звучно, с позвоночным хрустом.
- Ты первый.
Со страдальческой гримасой хлебнул из бутылки, боясь выдохнуть после
этого, - перенес гримасу к ядовито-дешевому баллону газировки, откуда
заглотал, давясь. Запивка тяжелее и ледянее. Откуда это - "тяжелая вода"?
Опять физика?...
Парней было несколько, все со звенящими от холода ступнями; передавали
по кругу водку, которую глотали как твердую, и было в этом что-то от русской
рулетки: чудом не блеванул, чудом...
- Ну что, Олежек. - С трудом продышавшись, Никита все-таки продолжил
этот разговор, чуть фальшивый в своей грубости - даже голос немножко
другой. - Вот ты скажи, ты с Евой уже спишь?... Господи, назвали же родители
девчонку!
Очухавшись "после первой", достали сигареты: время есть еще... Олег не
курил, но он привык к слюнно-густой табачной горечи, к тому, что, если
вечеринка на квартире, свитер - сразу в стирку, назавтра в нем ходить
невозможно... Сейчас, конечно, не то, но вот выдохнули, заговорили, и Никита
с хохотком вспоминает, как ездили летом на речку Утчу, как бегали за
самогоном ("пять кэмэ по рельсам!"), как...
Стены бледные, побитые. Замученная побелка. Весь подъезд - как
обмороженный.
"Воспоминания" кончились хлопком двери, старуха, нашаривая тапки и пути
к отступлению, крикнула в пролет, трусливо-вопросительно, что "опять
устроили тут" и она вызывает милицию.
Оп- с. Вот милиции сегодня никак нельзя.
На бегу завинчивая бутылку, в которой как-то наигранно блистало и
плескалось: вода ведь куда тусклее и медленней - честнее себя ведет.
Когда вышли, в лицо ударила сухая крупка и какой-то чересчур
бессолнечно белый свет. Застарело заныли от холода ноги... Ну что ж,
погрелись, время потянули - и вперед.
Все молчали и думали, наверное, об одном. Как вчера, тихие и с
нечеловеческим напряжением мышц, ходили домой к Костярину. К Косте ходили.
Квартира до последнего уголка была залита желтеньким таким, неуместно уютным
электричеством. Он лежал в зале. Осталось надеть ботинки, и - дом был полон
родни, людей, - та, что распоряжалась, принесла новенькие, даже вроде бы
лакированные. Откуда? Кто замечал за ним такое пижонство?...
И мать, в окаменении, впервые встрепенулась: