"Татьяна Щепкина-Куперник. Поздние воспоминания " - читать интересную книгу автора

изломан, напудрен и подкрашен - смесь греческого эфеба и парижского
бульвардье. В какой-то сомнительной компании тоже подкрашенных молодых людей
читал свои "конференции" в биаррицких кафе... и мне странно было думать, что
это тот самый очаровательный мальчик, с которым я играла в их саду. Он стал,
как и его отец, драматургом, и первая его, очень интересная, пьеса "Слава",
которую я перевела, написана на тему трагедии "сына знаменитости".

После того, как пела Литвин и еще какая-то дама, хозяева стали просить
Яворскую прочитать что-нибудь из "Принцессы Грезы", и, хотя она
отказывалась, говоря, что это для них будет все равно что китайская грамота,
Ростан настоял: он хотел знать, как звучат его стихи по-русски. Все слушали
внимательно, и Розмонда, знавшая всю пьесу наизусть, когда попадалось
знакомое имя или сходное с французским слово, улыбалась и кивала головой,
довольная, как ребенок.

Потом все начали говорить, что русская речь необыкновенно гармонична,
"ласкает слух". Сарсэ повторял русские рифмы, а Ростан потребовал, чтобы его
научили говорить: "Любовь - это сон упоительный..." (с тех пор он всегда,
встречаясь со мной, приветствовал меня этой фразой, которую очень забавно
произносил).

Потом мы стали просить, чтобы и он прочел что-нибудь свое. Он не
заставил себя уговаривать: встал, вышел вперед, нервным жестом провел по
темным, гладко причесанным волосам.

Бледный, хрупкий, в ультрамодном костюме и высоких воротничках, по моде
тридцатых годов, он точно сошел с рисунка Гаварни.

Голос у него был на редкость для мужчины гармоничный, тихий и какой-то
вкрадчивый. И весь он производил впечатление, будто он был на сцене и
прекрасно играл модного поэта.

Он читал свои стихи "Прелестный час". Это были знаменательные для него
стихи. В них описывался такой же обед, интересное общество, разговоры о
Стендале за бокалом шампанского, цветы, "переходившие с вырезных корсажей в
петлички фраков", и т.п. И кончались эти стихи тем, что

...Тот праздник был хорош - хорош своей печалью,

Как все, что кончиться и умереть должно.

Что вся эта утонченность, изысканность, изящество,

Смешение умов всех наций и всех рас,

И жемчуг, и стихи, и розы, и искусство -

Все это было здесь, но странное всех нас

Невыразимое охватывало чувство,