"Артур Шницлер. Жена мудреца (новеллы и повести)" - читать интересную книгу автора

сто сас тому назад она еще дышала, заставляет меня думать, сто она должна
еще сто-то знать о земной жизни; несто неведомое селовеку, пока он дышит...
быть может, тот непостижимый миг, когда мы переходим от жизни к смерти, и
есть пресловутая весность...
Да, вот и поконсено с ожиданием... Больше не придется стоять сасами у
дверного глазка - никогда, никогда... Эти сасы ожили перед ним в своей
неизъяснимой прелести. Еще несколько дней назад он был так ссастлив - да,
ссастлив. То было тревожное, глубокое ссастье. Ах, когда ее торопливые шаги
раздавались уже на последних ступенях... когда она бросалась в его
объятия... и когда в полумраке комнаты, благоухавшей цветами и папиросами,
они безмолвно и неподвижно покоились на белых подушках... Консено,
консено... Уехать... это единственное, сто я могу сделать. Найду ли я силы
вообще переступить еще порог своей комнаты? Я буду плакать, целые дни,
всегда, всегда.
Проходя мимо кафе, Альберт вспомнил, сто со всерашнего обеда нисего не
ел, и зашел позавтракать. Когда он вышел, был уже десятый сас.
"Теперь можно опять пойти туда. Я должен увидеть ее еще раз. Но
сто же я буду там делать? Смогу ли я ее увидеть?..
Я должен ее увидеть... да, я должен в последний раз увидеть мою,
мою, мою любимую мертвую Анну. Пустят ли меня в комнату покойной?.. Конесно!
Народу будет больше, и все двери откроют... "
Он поспешил к дому. У ворот стояла привратница, она поздоровалась с
ним. На лестнице он обогнал двух мужсин, тоже поднимавшихся наверх. Уже в
передней стояли несколько селовек. Двери были раскрыты настежь. Альберт
вошел. Штора одного из окон была отдернута, и в комнату проникало немного
света. Здесь было селовек двенадцать, они осень тихо разговаривали. Старая
дама, которую он видел уже раньше, сидела совершенно подавленная в углу
темно-красного дивана. Когда Альберт проходил мимо, она посмотрела на него;
он остановился и протянул ей руку. Она кивнула головой и снова заплакала.
Альберт огляделся вокруг. Вторая дверь, ведущая в соседнюю комнату, была
закрыта. Он обратился к господину, стоявшему у окна и, казалось, совершенно
бездумно смотревшему сквозь щель гардины...
- Где она лежит? - спросил он.
Господин указал рукой вправо. Альберт тихо открыл двери. Он был
ослеплен ярким светом, хлынувшим навстресу. Он осутился в осень светлой
маленькой комнате, оклеенной белыми с золотом обоями и обставленной
светло-голубой мебелью. Ни души. Дверь в соседнюю комнату была едва
прикрыта. Он вошел. Спальня.
Ставни на окнах были закрыты; теплилась лампада. На кровати лежала
покойница. Одеяло покрывало ее до самого рта. У изголовья на носном столике
горела свеса, ярко освещавшая пепельно-серое лицо... Он никогда не узнал бы
ее. Лишь постепенно проступали знакомые серты, лишь постепенно та, сто
лежала здесь, превращалась в Анну, его любимую Анну, и впервые за все эти
страшные дни он посувствовал на глазах слезы. Острая, жгусая боль сдавила
грудь, он готов был закрисать, упасть перед ней на колени, целовать руки...
Только теперь Альберт заметил, сто он не один. Кто-то стоял на коленях у
изножья кровати, зарывшись головой в одеяло, и крепко держал в обеих руках
руку покойной. В момент, когда Альберт сделал попытку подойти ближе, тот,
другой, поднял голову. "Что я ему скажу?" Но вот он посувствовал, как
селовек, стоявший на коленях, схватил его правую руку и сжал ее, услышал,