"Вальтер Скотт. Рассказы трактирщика" - читать интересную книгу автора

его белый от старости пони пасся где-нибудь рядом, народ из-за его
постоянного общения с мертвыми дал ему прозвище Кладбищенский Старик.

К сведениям об этом замечательном старце мы считаем возможным добавить
его имя и место жительства. Имя его было Роберт Патерсон, а первую половину
своей жизни он провел в Клозбернском приходе, в Дамфризшире, где он обращал
на себя внимание своей глубокой набожностью и благочестием. У нас нет
сведений о том, что побудило его перейти к бродячему образу жизни,
описанному в романе, - домашние ли огорчения или какие-либо другие причины,
- но он вел его многие годы, а примерно лет через пятнадцать закончил свое
утомительное паломничество так, как описано в предварительной главе: "Его
нашли на большой дороге близ Локерби в Дамфризшире в совершенном изнеможении
и при последнем издыхании. Старый белый пони, его постоянный товарищ и
спутник, стоял возле своего умирающего хозяина". Эта замечательная личность
упоминается в сочинениях Свифта, изданных мистером Скоттом, в заметке о
"Мемуарах капитана Джона Критона".
Рассказ, как нетрудно вывести из этого объяснения, относится ко времени
преследований пресвитериан в Шотландии в царствование Карла II. Действие
начинается с описания народного сборища по поводу военного смо*гра вассалов
короны и последующей стрельбы в чучело попугая; этот обычай, по-видимому,
все еще держится в Эйршире, а также, должны мы добавить, и в других частях
континента. Нежелание пресвитериан участвовать в подобных смотрах вызвало
забавный инцидент. Леди Маргарет Белленден, дама, исполненная достоинства и
верноподданнических чувств, из-за отказа своего пахаря взять в руки оружие
вынуждена пополнить свое феодальное ополчение слабоумным мальчишкой по
прозвищу Гусенок Джибби; облаченный в воинские доспехи, он выступает под
стягом ее доблестного дворецкого Джона Гьюдьила. Вот к чему это приводит.

Между тем, едва кони перешли на рысь, ботфорты Джибби - справиться с
ними бедный мальчуган оказался не в силах - начали колотить коня попеременно
с обоих боков, а так как на этих ботфортах красовались к тому же длинные и
острые шпоры, терпение животного лопнуло, и оно стало прыгать и бросаться из
стороны в сторону, причем мольбы несчастного Джибби о помощи так и не
достигли ушей слишком забывчивого дворецкого, утонув частью под сводами
стального шлема с забралом, водруженного на его голову, частью в звуках
воинственной песенки про храброго Грэмса, которую мистер Гьюдьил высвистывал
во всю мощь своих легких.
Дело кончилось тем, что конь поторопился распорядиться по-своему:
сделав, к великому удовольствию зрителей, несколько яростных прыжков туда и
сюда, он пустился во весь опор к огромной семейной карете, описанной нами
выше. Копье Джибби, выскользнув из своего гнезда, приняло горизонтальное
положение и легло на его руки, которые - мне горестно в этом признаться -
позорно искали спасения, ухватившись, насколько хватало сил, за гриву коня.
Вдобавок ко всему этому шлем Джибби окончательно съехал ему на лицо, так что
перед собой он видел не больше, чем сзади. Впрочем, если бы он и видел, то и
это мало помогло бы ему при сложившихся обстоятельствах, так как конь,
словно стакнувшись со злонамеренными, несся что было духу к парадной
герцогской колымаге, и копье Джибби грозило проткнуть ее от окна до окна,
нанизав на себя одним махом не меньше народу, чем знаменитый удар Роланда,
пронзившего (если верить итальянскому эпическому поэту) столько же мавров,