"О.А.Седакова. Поэтика обряда, часть 1 (Погребальная обрядность восточных и южных славян) " - читать интересную книгу автора

Cmoja и др., как замечают авторы указанной статьи, связаны с
"останавливающим" мотивом; Макар, как показал В. Н. Топоров, получает
народную этимологию, сближающую его с "маком", "мокрым" [Топоров 1979]. Что
касается Марония, он, вероятно, соотнесен с корнем mar-, распространенным в
славянской лексике, связанной со смертью и покойным: ср. чешcк. Morana, блр.
мара, укр. Мара - "сестра сна, таскает душу по нехорошим местам" (Киев.
[Зеленин 1914-1916, 615]), блр. змарновътися 'хиреть, терять силу' и др.
Такая квазиономастика не вносит представления о единичных существах,
характерных "личностях". Функция имен в этой сфере подобна, вероятно,
функции именования стихий в заговорах (типа "заря Марья" и т. п.). Имя
умершего не называется на календарных поминках (на похоронах же запрещены
даже термины родства - "мать", "сын", для них выработаны устойчивые
метафорические замены (см. [Чистов 1960, 429-430]). Безымянность "душ" -
такая же характерная черта народного языческого поминовения, как
именованность усопших в церковном поминовении**.
______________
* См. фольклорную пародию на плач, в которой предметом пародирования
(наряду с запретом поминать имя покойного или традицией наемных плакальщиц,
которые часто не знают, о ком плачут) является и семантизация антропонима:
- Бабушка, бабушка, об чем ты плачешь?
- Батюшка, батюшка, у меня муж умер.
- Бабушка, бабушка, как его звали?
- Не знаю, батюшка, не знаю.
- Бабушка, бабушка, на кого он был похожий?
- На вилы, батюшка, на вилы.
- Бабушка, бабушка, его звали Вавила.
Тут она начинает причитать: "Вавилушка мой! на кого ты меня оставил..." и т.
л. (записано от Д. С. Седаковой). Вилы здесь, быть может, неслучайны, ср.:
"При трудной смерти втыкают вилы в крышу" (снят. [Гнатюк 1912,305]).
** Известна, однако, традиция, противоположная этой тенденции обряда
уничтожить имена умерших: в медицинской магии употребляется земля с могилы
тезки, "в то же имя" (влад. [Завойко 1914,24]).

Продолжая характеристику этих духов, "двойников друг другу и себе
самим", Фрейденберг отмечает: "Один из них - вожак и главарь" [Фрейденберг
1978, 42]. Славянский материал удостоверяет такую структуру архаической
демонологии: из сонма душ выделяется первый покойник кладбища - укр. дiдько,
относительно которого могут существовать специальные предписания: например,
кладбище открывается топлйнником (брест. [ПА-74]). Или же, когда речь идет
об обращении к "заложным", последний: последний утонувший, последний опойца;
если такого нет, то умерший пьяница (сарат. [Минх 1890,50]), с которыми
совершаются ритуалы вызывания дождя.
В отношении к умершим, которым посвящаются многие акты календарной и
окказиональной обрядности, преобладают негативные обращения: больше, чем
"помогать", их просят "не вредить". Если воспользоваться разделением numina
на numina laeva и numina dextra (т. е. "духов левых", недобрых и "духов
правых", добрых)*, несомненно, души у славян в тех обрядах, которые
сохранились к позднейшему времени, характеризованы как numina laeva (ср.
изоморфность оппозиций жизнь/смерть - правое/левое [Иванов, Топоров 1965]):
им приносится жертва с целью сохранения порядка и равновесия в природном и