"О.А.Седакова. Поэтика обряда, часть 1 (Погребальная обрядность восточных и южных славян) " - читать интересную книгу автора

длину: "як умрэ, так на том свэтэ нема барвины, нэма куда пэрэйти через
рэчку, шоп нэ замочыцца" [Страхов 1983,100]. Таким мостом может быть радуга
[Бурцев 1911, 71] или Гусиная Дорога - Млечный Путь (смол. [Добровольский
1894,308]).
Известно и другое представление о преодолении водной стихии -
переплывание в ладье. Оно отражено в традиции древнерусских княжеских
похорон в ладье; в древнейшей форме гроба, имитирующей ладью; в
терминологии, общей для гроба и лодки (полее. колода, дуб); в фольклорных
мотивах "бродов-перевозов" и перевозчика (ал. Петра, Николы): ср. мотивацию
вкладывания денег в гроб или могилу - "для перевозчика" (болгарский материал
о плате за перевоз (пари за превоз), см [Стоилов 1900,452-455]).
Водная стихия может быть представлена в образе "грязей", "болота",
"лужи", которые переходят вброд (см. [Седакова 1983]).
Если в собственно обрядовых погребальных действиях вода выступает
прежде всего в роли преграды между миром живых и миром мертвых, то в других
случаях она является, напротив, средством связи с ним, мостом в загробье: по
воде пускают помбну, вещи покойного; дети в весеннее половодье отправляют
щепки "про каўзну батьку, матку, бабу" (смол. [Добровольский 1894,307]); по
реке пускают венки при гадании и пр. За расслоением единого комплекса
вода-мост-путь стоит их древнейшее единство и сближенность с семантикой
смерти, которое засвидетельствовано славянской лексикой, образованной от
корня nav- (и-е. *паи- 'корабль') и служащей обозначением как умершего, так
и загробного мира вообще: навь, навье, др.-рус нави, Навской день и т. п.

Путь - вода - мост - огонь: Образ огненной реки (ср. другое объяснение
того же обряда с поленом-мостом: чтобы был мост на том свете через канаву с
кипящей смолой (Дубровиц. р-н), чтобы "на тому свити по тому полинови
вылазять из пэкла" (волын. [Страхов 1983,100]) передает единство комплекса
вода-огонь у славян (см. этимологию Купала [Иванов, Топоров 1965,146-147]).
В погребальном обряде вода и огонь могут выступать в одной функции: так,
известно возвращение с кладбища как через воду (лужичане), так и через
огонь, разожженный в воротах дома (Болгария): в обоих случаях обрядовый акт
моделирует возвращение из загробного мира. Вода и огонь в равной мере
выступают в роли очистительного средства: см. наряду с омовением -
подпаливание волос, прижигание ран покойного; подпаливание - и мытье дома;
мытье рук после возвращения на кладбище - и глядение в огонь, прикосновение
к печи. Обрядовые акты с разведением огня в погребении и поминках
многочисленны.
Как и вода, огонь в обряде обладает синкретической семантикой преграды
между "тем" и "этим" светом и связи между ними (своего рода моста), ср.
равноправное значение закапывания вещей умершего, положения их в гроб,
отправления по воде - и сжигания (например, ногтей, щепок от гроба, соломы,
которую подстилали умирающему). Связь с "родителями" осуществляется через
огонь, разведенный во дворе (обряд жечь перины) с приговором: "Ты святой
огонек и серенький дымок, несись на небо, поклонись моим родителям, расскажи
им, как мы все здесь поживаем", орл. [Зеленин 1909]. См. также ритуалы с
печным огнем, подобные приведенному выше. Наконец, сам загробный мир может
представляться в образе пекла, блг. пъкъл, др.-рус. пекло 'ад'; пькло
'смола' (ср. витеб. пикйльник 'грешный предок' [Никифоровский 1907, 85]). В
связи с этой семантикой огня в обряде можно предположить связь