"О.А.Седакова. Поэтика обряда, часть 1 (Погребальная обрядность восточных и южных славян) " - читать интересную книгу автора

с письменных источников на свидетельства живых диалектов и народной
культурной традиции" [Толстые 1983,8]. К сближению с этнографией
(этнологией) "привели внутренние линии развития... лингвистики (прежде всего
этимологии, исторической лексикологии и семасиологии), пришедшей к
необходимости привлечения широкого этнокультурного контекста для
реконструкции исходных значений и путей эволюции древнейшего пласта
"культурных" слов" [там же, 9].
Пытаясь по возможности формально описать функциональную структуру этого
невербального текста, "фразу" которого составляет обрядовое действие (такое,
например, как "старшая в доме женщина перед выносом осыпает гроб зерном"),
мы прибегаем к методике структурного анализа текста и к идеям "поэтики
выразительности" А. К. Жолковского и Ю. Н. Щеглова. Единицы содержательного
уровня мы называем темами (тема пути, тема деления, тема доли); это те самые
общие смыслы, которые имплицитно содержатся в актах, предметах, лексике
обряда, выражаются в разнообразных поверьях, образах и сюжетах народной
поэзии. Не следует понимать дело так, будто, говоря, что тот или этот
обрядовый акт выражает "тему пути", мы имеем в виду, что сама эта тема
наличествует и до всякого выражения как некий готовый смысл: напротив, такая
тема реально существует только во всей сумме своих выражений. Извлечение ее
как своего рода общий множитель, заключенный во всех ее конкретизациях, -
это процедура, которую проделывает исследователь; ее условное именование -
"тема пути", "тема доли" - принадлежит языку описания.
Нужно заметить, что в области погребальной обрядности и тем самым
мифологии смерти мы встречаемся с такой глубокой архаикой, что для
объяснения факта тождественных или сходных символов в разных традициях
исторический метод не всегда обязателен: это мир культурных универсалий
человечества, действующих в таких отдаленных традициях, что ни о каких
влияниях и заимствованиях говорить не приходится (см. об этом дальше, в
связи с представлением о "своей" и "не-своей" смерти). Поэтому чрезвычайно
плодотворными для нашей работы стали наблюдения и выводы О. М. Фрейденберг.
сделанные ею на материале греческой и римской архаики. В ее смысле мы
употребляем термин метафора: как особый способ обобщения, свойственный
сознанию мифического типа, альтернативный позднейшему понятию (другие
исследователи мифологии, как В. Ф. Отто [Otto 1956] и К. Кереньи [Kerenyi
1961], да и сама О. М. Фрейденберг, называют еще эту минимальную смысловую
единицу мифологического языка образом, также в отвлечении от позднейшего
эстетического употребления "образа").
Термин "метафора", широко используемый в нашей работе для описания
содержательного плана обряда и его лексики (напр., метафора смерть-вода), не
должен вводить в заблуждение, вызывая ассоциации с литературной метафорой,
т. е. тропом, категорией поэтического языка. Термин "метафора" кажется нам
предпочтительнее для описания мифологической семантики, чем "символ",
поскольку символ предполагает сохранение определенной двуплановости
соединенных в нем вещей или смыслов, тогда как архаическая метафора сливает
сопоставленные вещи и смыслы в нерасчленимое единство (так, в приведенной
метафоре смерть-вода вода не "символизирует" и тем более не "означает"
смерть: она и есть смерть - и в то же время смерть и есть вода, что в других
метафорах не помешает ей отождествиться с огнем, деревом и т, д.). В отличие
от литературных, авторских, эти древнейшие метафоры не создаются произвольно
и круг их весьма узок и определен. Термины погребального обряда заключают в