"Николай Семченко. ...что движет солнце и светила " - читать интересную книгу авторатемнота, и красные искорки, будто большие светляки, кружили над костром.
- Нормально вчера до дома добралась? - небрежно и как бы невзначай спросил дядя Володя Марину. - Хотел тебя проводить, но пока ходил в буфет за папиросами, гляжу: твой след уже давно простыл... - Видишь: живая! - рассмеялась Марина. - Что со мной сделается? Обычно она смеялась тихо, будто стеснялась, а тут - громко, по-русалочьи заливисто. - Еще и роль немножко поучила, - продолжала она. - Помнишь, Сидор говорит: "Только Платона назвали, и вы как маков цвет вспыхнули." А Луша отвечает: "Зачем выдумывать? Маков цвет. Я замужняя. Что мне во Платоне вашем. Нашли невидаль." - А заглядывалась, - сказал Володя. - Мало ли что заглядывалась. У какой девки сердце не зазнобчиво? - лукаво, не своим голосом откликнулась Марина. - Пастернака сейчас ругают в газетах, - сказал Володя. - Наверное, нам не разрешат показывать "Слепую красавицу". Зря время теряем! Это твоя первая роль, и вот - напрасно. Жалко, что я тебя раньше в наш театр не привел... - А что такого запретного в этой пьесе? - удивилась Марина. - Очень жизненная пьеса, должна зрителю понравиться... - Да как понравится, если Пастернак там, наверху, многим не нравится. К тому же пьеса, говорят, и не печаталась нигде. Спросят, где взяли, а что режиссер ответит? И тут Марина улыбнулась совсем как Одри Хэпберн. Это была такая улыбка, что вы и представить себе не можете, если никогда не видели фильм нравилась Одри с огромными печальными глазами, трогательно торчащими ключицами и легкой, совершенно обезоруживающей улыбкой. Она была нежной и беззащитной, прекрасной как принцесса из туманного, полузабытого сна. И Марина тоже умела улыбаться так же трогательно. Но Володя почему-то совсем не обратил на это внимания, и они завели долгий, малопонятный мне разговор о каком-то поэте, его опале и таланте, нищете и трагедии, и о том, что когда-нибудь, лет через сто, а может, раньше, искусство станет свободнее. Я слушал их и не понимал, о чем это они беседуют: какая такая им свобода нужна, чтобы читать стихи, танцевать или играть на сцене? Ну и представляйтесь, сколько хотите, лишь бы другим не мешали! - Полуночничаете? - вдруг возник из темноты чей-то голос. Мы, как по команде, повернули в его сторону головы. Неясный силуэт мужчины почти сливался с покрывалом ночи, но вот он сделал шаг, другой и в отблесках затухающего костра проявилась серая маска лица, и чем ближе человек подходил к нам, тем оно четче становилось. Да это же Иван, наш сосед! И чего он так поздно бродит? Наверное, скучно ему без Поли, его жены: уехала на месяц в Брянск, в отпуск, а мужа оставила на хозяйстве - кормить собаку, кур, приглядывать за садом-огородом. - Можно к вам подсесть? - спросил Иван. - Мы уже насиделись, по домам собрались идти, - резко и зло сказал дядя Володя. - Нас бессонница не мучает. А ты опять с танцев идешь? - Вышел во двор, гляжу: огонь горит, вот и подошел, - ответил Иван. - Люблю костры! Марина молчала и шуршала обертками от "Пилота". |
|
|