"Николай Семченко. ...что движет солнце и светила " - читать интересную книгу автора

драло...
- Ну-ну! - огрызнулась девица. - Потише не поворотах! Куда-куда, а уж
горло драть не даю...
Вся честная компания так и грохнула.
Всё ясно: портовые шлюшки с кавалерами. Зоя с интересом разглядывала
девиц, и в испытующем взгляде её глаз сквозило что-то застенчиво-
девическое, испуганное, но и восторг был, это даже странно было: она будто
бы не их, этих задрипанных профурсеток, жалела, а себя - чистенькую,
ухоженную, интеллигентную, соблюдающую правила и приличия.
Мы быстро выпили свой кофе, раскрошив по столику песочное пирожное.
- Ты меня посадишь на автобус? - спросила Зоя. - Провожать не нужно.
Подруга знает моего мужа, вдруг увидит нас вместе, вот пересудов-то будет!
- Я в номере один, - намекнул я. - В буфете, между прочим, есть
шампанское...
- Нет-нет, я что-то устала. Извини.
В общем, всё получалось не так, как мы мечтали: Зоя была занята, а я
не смел на чём-то настаивать - не хотел быть навязчивым. Так и прошёл мой
семинар.
А вернувшись домой, дней через пять получил письмо: "Не вини меня,
милый, ни в чём, и сама знаю, что виновата, но поделать ничего с собой не
могла: там, в нашем сельце, ты, такой обаятельный, умный, самый-самый, был
мне так необходим, что я забывала всё на свете, а тут, в городе, нечаянно
вспомнила, что кроме всего прочего есть любовь, и это не всегда постель,
как у нас с тобой, и даже вовсе не обязательно постель и все эти в ней
кувырканья, но, может быть, я ничего не понимаю и хочу сама не знаю чего (и
вправду - чего?), ведь не безразлична тебе (правда?), и ты по мне тоскуешь
(да? нет?), но этого, наверное, мало..."
Вот так, всё через запятую, на одном дыхании - поток сознания. Может
быть, может быть. Любовь забирает человека всего, без остатка, и ей всегда
мало времени и пространства - она не помещается в сутки и уж, конечно,
выходит за пределы квартиры. Ей нужен весь мир. Но это, увы, понимаешь не
сразу...
На подоконнике лежала раковина рапана. Она мне тоже досталась от
прежнего хозяина квартиры вместе с пластинками.
Сколько я ни прикладывал эту большую раковину к уху, так и не смог
услышать в ней море: видимо, при жизни рапан был глухонемым, и его оболочка
не вобрала в себя звуки морских глубин и музыку прибоя. Выбросить её было
жалко. Всё-таки она была красивая и необычная: на её поверхности лепились
ракушки поменьше, иные с рисовое зернышко - они располагались так
живописно, что получилась странная картинка, напоминающая рисунок
абстракциониста: чайка парит над парусником, а может, и не чайка, а
перистое облако проплывает над скалистым островом. Или это гром и молния? А
может, водоросли? Вообразить можно было всё, что угодно.
Я взял раковину, повертел её - и ракушечный рисунок вдруг обернулся
разбитым зеркалом, в котором туманно отражался быстро несущийся по волнам
клипер. Или это мне только показалось?
А через три дня, как я получил озадачившее меня письмо, и Зоя
прилетела. И мы, конечно, встретились, и пили кофе, и, как прежде, смеялись
и молчали, говорили о пустяках и спорили, но вот о том письме почему-то не
вспоминали.