"Юлиан Семенов. Экспансия-II (роман) ("Позиция" #4, серия о Штирлице)" - читать интересную книгу авторасможешь сбежать из аэропорта Рио-де-Жанейро - там будет посадка; затем
будет в Буэнос-Айресе, но туда русские дипломаты еще только едут, а в Бразилии они уже давно; там н а д е ж д а, то есть приют. Спасибо тебе, папа, за Даля, все-таки лучшим определением "надежды" надо считать слово "приют", а уж потом "авось", выраженное глаголом..." - Что будете пить? - услышал он голос высокого стюарда в белой форме "Иберии". - Перед ужином мы можем предложить вам виски, вино, херес - если вы испанец, ну и, конечно, хинебру'... _______________ ' Х и н е б р а (исп.) - джин. Здесь и далее примечания автора. Штирлиц хотел было спросить, сколько это стоит, но потом вспомнил про конверт с долларами, который перед вылетом ему передал Роумэн, подивился тому, как быстро человек привыкает к нищете, и ответил: - Я бы выпил виски... - Со льдом? - Нет. Безо льда и без содовой. - Какое виски предпочитаете? "Уайт лэйбл"? "Балантайн"? - Да черт с ним, любое. - У нас также есть легкое снотворное. Если желаете, я могу предложить вам, полет над океаном несколько утомителен, проснетесь, когда мы увидим континент... - только сначала я хочу выпить: я вижу, у вас здесь даже дети пьют вино... Пить он не любил; в той среде, где он воспитывался, - а это были профессиональные революционеры - сама мысль об алкоголе казалась противоестественной, дикой, однако здесь, в небе, на борту испанского лайнера, где все пьют, нельзя выделяться ни в чем - даже в самой малости. "...Ну, - сказал он себе, - ты, наконец, один; ты даже не на земле, ты надмирен и вознесен, ты подданный логики, которая только и может созидать формулы, конечным результатом которых является это четырехмоторное чудо, переносящее тебя в Новый Свет за шестнадцать часов, а не за год, как триста лет назад. Думай, вспоминай, выстраивай схему, чтобы было что ломать и с чем спорить. С кем протекли его боренья? С самим собой, с самим собой... Сколько же раз я повторял эти строки, - спросил он себя. - Отчего именно эти слова так запали мне в душу? Отчего из сорока тысяч слов моего языка именно эти постоянно живут во мне? Мы погружены в тайну, - подумал Штирлиц, - и эта высшая тайна не идет ни в какое сравнение со всеми остальными, земными, здешними. Каждое мгновение, которое грядет, - тайна: я могу обернуться и встречусь взглядом с пустыми глазами двух или трех цинковомордых, которые и здесь неотступно следят за мной, или, наоборот, увижу лицо давнего друга. Тайна. Самолет держится устойчиво, и нет болтанки, к которой я привык, когда летал сюда, в Испанию, в тридцать шестом на "юнкерсах" эскадрильи "Кондор", или позже, в Краков, зимой сорок четвертого, когда все на борту дребезжало и звенело и не было нынешней надежности полета. Но ведь впереди, возможно, громоздятся сахарные головы |
|
|