"Юлиан Семенов. Прощание с любимой женщиной (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

багажник, потому что он слишком мал для тебя и ты не хочешь быть смешной,
и я ужасно, до нестерпимой боли, обиделся, потому что весь день мечтал о
том, как повезу тебя по дорожкам и моя скорость сделается нашей общей
скоростью.
Господи, кто ж это выдумал: принимай человека ты таким, каков он
есть? Тебя я принимаю только такой, какой ты мне мечталась. И никакой
другой.
Наверное, не надо мне было уговаривать тебя тогда. Но если бы я думал
о наших с тобой отношениях как политик, исповедующий постепенность, тогда
значит, нет любви, ибо, когда начинается политика, тогда вступают в силу
законы, не связанные с нежностью.
Сейчас я думаю, что каждому, кто приходит регистрировать любовь, надо
выдать анкету из пяти пунктов и попросить ответить на нее через полгода, и
никак не раньше. В этой анкете должно быть пять параграфов; ответы
предполагаются однозначные, никаких компромиссов. Первое: хорошо ли вам
вдвоем, когда ты ищешь сухие губы и когда нет тайны, и в этом - самая
прекрасная тайна бытия, и нет времени, а в этом - его высший смысл.
Второе: хорошо ли вам двоим в концерте, театре, кино, в галерее? Интересно
ли вам понимать друг друга, открывая мир, который отныне принадлежит вам
двоим? Третье: хорошо ли вам сидеть вдвоем за столом и есть мясо, или
грызть черный сухарь, или пить сухое вино или пустой чай. Четвертое:
хорошо ли вам, когда вы вместе уехали в горы и идете вдвоем по тропе, и
одинаково ли вы видите небо, и стеклянные ручьи, и поля тюльпанов, и
можете ли вы не отставать друг от друга, преодолевать усталость, чтобы не
мешать друг другу, ночевать у костра - и не гневаться, что нет места на
турбазе? Пятое: хорошо ли вам, когда приходят друзья, или один из вас не
любит друзей и требует, чтобы пришли иные люди, или вовсе не хочет никого
видеть, полагая, что любовь довольствуется данностью - ты и я, и никого
больше? Нарушение гармонии в любом из этих пяти параграфов чревато горем.
Ты тогда не хотела показаться смешной. А почему твое <я> должно было
утверждаться во мнении случайного прохожего, который встретится нам в
лесу? Разве это достойно - быть рабом чужих мнений? С милым-то и в шалаше
рай, а тут красный <Ковровец>!
Знаешь, наверно, именно тогда я ощутил свою жалкость - я был бессилен
переубедить тебя. Ты смотрела на себя не своими и не моими глазами - ты
смотрела на себя со стороны. Вообще-то созерцание - это великий дар. Оно
подобно мгновению, когда человек соприкасается с прекрасным, когда он
освобождается от всего земного и бренного и слышит вечность. Это обретение
того, что неведомо сейчас остальным, - вот, наверное, что такое
созерцание. Но ведь первые созерцатели, добрые древние эллины, дали
разрушить свой мир культуры потому, что созерцание, как и все великое,
чревато вторым смыслом - отрицанием атакующего начала, пренебрежением
перед действием, которое всегда определяется скоростью.
...Есть, правда, и другая форма созерцания - это обращение взгляда в
свой взгляд, постоянное рассматривание себя в зеркале, которое всегда
криво, а собственное - особенно. Мир самосозерцателей такого рода разделен
на две категории - тех, которые влюблены в себя (их, мне кажется,
большинство), и на тех, кто себя боится, считает неполноценным, не верит в
себя. Это меньшинство человечества особенно ранимо; <комплексы> требуют
самоутверждения, но боятся поступка, который лишь и может отринуть неверие