"Ю.Семенов. Гибель Столыпина (Повесть) [И]" - читать интересную книгу автора

Его опыт начал распространяться во всеимперском масштабе.
Расставив своих людей по России, Зубатов был накануне своего высшего
взлета, - всем казалось, что рабочее движение отныне контролируется власть
предержащими по всем параметрам.
Напутствуя Спиридовича, назначенного - с его п о д а ч и - начальником
киевской охранки, Зубатов говорил:
- Главное, Санечка, з н а т ь. Ты обязан знать все обо всех. Мелочей в
нашем деле нет. Думаешь, что перед тобою монолит, борец, скала: ан - нет;
глянь в картотеку, полистай странички, и ясно тебе: обижен был на выборах
в рабочий комитет; любимая ушла; мамкиным докторам платить нечем; хлебным
вином грешен; зазря и - главное - при всех отругал мастер, оттого он сдуру
и бухнулся в революцию... К каждому надо подойти с лаской, состраданием и
знанием, Санечка.
Мы - великое братство избранных, обладающих правом открывать папки с
грифом "совершенно секретно", - за нами сила, в нас вера, на нас надежда.
Так-то вот. И - еще. Не стремись все с а м. Все равно, о чем ты за своей
подписью доложишь, будет т в о и м. Посему помни: окружив себя о б р а щ е
н н ы м и, теми, кто ранее был супротив власти, ты обретешь таких
сотрудников, с коими ни один ротмистр не сравнится, ни один наш офицерский
чин; для тех, под погонами, служба и есть служба, а для обращенных -
жизнь, тоска, страх и надежда.
...В Киеве Спиридович попал под опеку генерал-губернатора Владимира
Александровича Сухомлинова. Поначалу генерал присматривался к молодому
подполковнику; к "столичным штучкам" относился, в общем-то, недоверчиво;
потом узнал, что его тайная подруга Екатерина Викторовна Гошкевич
(страдавшая еще в ту пору в браке с помещиком Бутовичем) сдружилась с
милейшей Сашенькой, родственницей подполковника, приехавшей на отдых
накануне своей свадьбы, - выходила за помощника московского пристава Колю
Кулябко.
Сашенька была весела, остра на язык, бесстрашно рассказывала анекдоты
про петербургских министров; голубоглазая, рыжеволосая, резкая в
суждениях, бранила мягкость властей в борьбе с революционерами: "Моя б
воля - расстрел; только это может остановить наше темное быдло";
Спиридович же, наоборот, постоянно говорил в обществе, что лишь мягкость,
сдержанность и неукоснительное следование закону разоблачит одержимых
бунтовщиков в глазах общества, сделает их смешными и жалкими честолюбцами.
- Доброта сильнее зла, - повторял Спиридович. - Наш народ доверчив; его
следует оградить от чужих идей; пора возвратиться к истокам и припасть к
живительному роднику народности.
Поскольку в империи было заведено так, что каждое слово человека,
выбившегося из среднего уровня обывателей, а потому ставшего легко
заметным, фиксировалось, оседало в делах тайной полиции или же разносилось
добровольными осведомителями по салонам, министерским кабинетам и
банковским канцеляриям, именно эти слова Спиридовича и заинтересовали
генерал-губернатора, "грешившего" литературой, - пописывал и печатался.
Хлебосол и добряк, Сухомлинов попросил Спиридовича - после очередного
доклада - задержаться, удостоил чести отобедать попросту, за холостяцким
столом.
Подавали национальные блюда: семгу, икру, балык, казацкую колбасу из
Ессентуков (доставлял есаул Шкуро, приглянулся Владимиру Александровичу во