"Виталий Семин. Эй! (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

2

Буксирный теплоход, причаленный к дебаркадеру, всю ночь стоял с
работающим мотором. Просыпаясь, я слышал, как рычит дизель огромного
грузовика, но выхлопная труба почему-то направлена в воду. Когда нам отвели
койки в этом помещении, Володя открыл иллюминатор. Окно оказалось затянутым
паутиной. Он хотел ее смахнуть, но Шорников остановил:
- Комаров будет удерживать.
И я позавидовал его быстрой практической сметке.
Утром мы смотрели, как от дебаркадера отваливает ростовский "метеор". В
воздухе была ранняя дрожь, матрос на "метеоре" горбился, отвязывая канат, и
пока между "метеором" и дебаркадером не возникла полоска воды, ногой
упирался в дебаркадер.
Мужчина в мятом пиджаке докуривал на корме папиросу. Пассажиров было
мало, сквозь стекла мы видели, как они устраивались в креслах.
На дебаркадере не было провожающих, а капитан в своем стеклянном
колпаке не торопился, и будто не мотор, а течение и ветер разворачивали
корабль носом к морю. Широкий привальный брус, казалось, лежал на воде. Но
вот пошёл вверх, а к дебаркадеру пришла прямая, длинная волна.
- Через двенадцать часов в Ростове, - сказал Шорников.
- Кофейку бы сейчас, - сказал Иван Васильевич.
Когда собирались в поход, Володя сказал мне об Иване Васильевиче: "Для
меня письменный стол - рабочее место. Для него - образ жизни". Сложилось это
так давно, что было поразительно, как Иван Васильевич решился что-то
поменять. Ученые труды его достигли таких размеров, когда удивляет, что это
сделал один человек. Крупные специалисты считали его талантом. А мы сверх
того могли примерить на себе его образ жизни.
Сквозь этот образ жизни многое в Иване Васильевиче светило нам ярче,
чем через его работы.
Дело, конечно, не в папиросах "беломор-канал", не в невероятном
количестве кофе, не в "хлебе", который Иван Васильевич позволял себе чаще,
чем мы. Ему уже нельзя было сказать "курил бы поменьше". Кое-кто из нас не
курил совсем. Но результатов таких не достиг никто.
И было еще одно. У такого беззлобного человека совсем не должно быть
врагов. Однако неприятности его были обширны и разнообразны. И если все мы
поездкой на шлюпке хотели разорвать цепь напряжения и нездоровья, то Иван
Васильевич, считали мы, нуждается в этом особенно.
Дебаркадер был ни нов, ни стар. Ему было лет восемнадцать. Его и
подкрашивали, и мыли из шланга, но запах, который завелся под досками
настила и обшивки, говорил о старости. особенно силен он был возле касс и
камеры хранения и в нашем трюмном жилом помещении. Запах старости на
кораблях - трюмный запах.
И место свое дебаркадер уже обстоял. Что-то рядом с собой надолго
затенил, сам ни разу другими местами к солнцу не поворачивался.
Много лет назад он мне показался первоклассной пристанью. Теперь было
видно - весьма средний дебаркадер. С корабельными лестницами - узкими,
крутыми. С буфетом, в котором мы скоро стали узнавать завсегдатаев.
Перед дебаркадером - базарчик, живущий по расписанию пассажирских
пароходов. Чуть дальше - рабочая столовая. Все как когда-то, только время
схлынуло.