"Виталий Семин. Эй! (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

другую скамейку. Старик даже не проводил его взглядом. В голосе у него не
было сомнений, а взгляд остался равнодушным. И я подумал, что с самого
начала меня заинтересовал этот равнодушный взгляд. Ведь с внуком дед
прощался, а смотрел мимо.
- В газетах про это не пишут? - спросил старик, хотя спрашивать было
некого.
И Вдруг Иван Васильевич, который не слышал старика или не прислушивался
к тому, о чем он говорит, закричал, страшно картавя:
- Г'ебята, посмот'гите, какой па'гоход!
Все посмотрели не на пароход, а на старика. Но не прямо, а косвенно. А
я даже вздрогнул. Дался Ивану Васильевичу этот пароход!
В трамвае, троллейбусе Иван Васильевич мог слепо сесть рядом с пьяным,
не замечая, что место потому и пусто, что каждый его обходит. Если в
компании или просто близком окружении оказывался человек, глупость которого
была заметна всем, Иван Васильевич чаще всего именно к нему и обращался.
Словно совсем не учитывал его глупости, нелепых реплик, неуместного смеха. С
глупым говорил так, будто тот умен, тонок и остроумен. Беззащитность перед
глупостью или назойливостью у Ивана Васильевича была так велика, что
казалась мне недостатком инстинкта самосохранения. Ответной злобности в нем
не вызывал даже направленная против него злоба. О людях, казалось мне, у
него было завышенное, или - что почти одно и тоже - заниженное мнение. И к
злодею он отнесся бы так, как если бы тот не подозревал, какой он хороший
человек. Или не властен над злом, которое от него исходит и потому не
виновен.
Я как-то сказал ему об этом. Он ответил:
- Любишь ты бородой тряси...
Его манера говорить утомляла меня своей неполнотой. Пристанут к нему,
чтобы рассказал, как воевал в разведке, а он ответит что-нибудь очень уж
несущественное:
- Это не для боящихся скуки.
- То есть?
- Ждать приходится долго.
Терпимость его, кажется, ничто не могло утомить или застать врасплох.
Она поднимала его над прошлой работе в разведке, над нынешней его работой,
над нашими походными неожиданностями. Как будто он все время помнил что-то
более важное. Но что? И почему у меня перед этой терпимостью смесь
уязвленности и превосходства?
...От дебаркадера через площадь шел старший диспетчер. Лицо у него было
таким, как будто не нам только, а всем сидящим на скамейках он сказал:
"Выйдите, не занимайте дорогу".
Старик-казак проследил за ним свом равнодушным взглядом и отрезал
пряник. И я поразился тому, как этот взгляд нас распугал. Дед, может, даже
выжил из ума. Но что за сила в злобе, неужто какая-то правота!
- Обедать пошел, - кивнул Володя на диспетчера. - Пора и нам.
В буфете на дебаркадере, продавщица говорила парню с синяком под
глазом:
- Я думала, ты уже не придешь.
- Я и побоялся, тетя Тося, что ты мне запишешь прогул, - ответил парень
с обаполом. Он был матросом с того самого буксирного теплохода, который всю
ночь стоял у дебаркадера с работающим мотором. Чтобы мы не пялились на его