"Борис Семенов, Т.Талатов. Подвиг длиною в жизнь ("Искатель" No 3, 1968)" - читать интересную книгу автора

топор, положил его к себе на нары.
- Иди к себе... А ты ложись...
Потом сказал:
- И всем - спать. Разговаривать будем завтра.
Было ясно, что это приказ, не допускающий ни обсуждения, ни тем
более неповиновения.

23
Гаджи сидел на нарах. Кажется, во всем бараке он был один -
пленных погнали работать на болото. Только ему предстояло ждать
охранника, который поведет на кухню к полковнику.
Тяжкие мысли бередили ум. Их прервал стон. И опять была тишина
Гаджи подошел к Седому. Склонился над ним. Тот приподнялся на
локтях, видно, что-то хотел сказать, но захрипел, и Гаджи едва удалось
подхватить его и опустить на нары. Седой дышал прерывисто.
- Что мне делать, Седой? Что делать?
- Не плачь, Гаджи. Ты мужчина. Ты должен делать то... - он долго
не мог собраться с силами, чтобы закончить фразу. - Ты должен делать
то, что скажет тебе полковник.
- Вильке?
- Да, Гаджи. Вильке - разведчик. Крупный и умный. Здесь он
вербует подручных... Ты должен стать одним из них...
- Шпионом?
- И диверсантом тоже... Пусть он думает, что ты предал Родину.
- И тогда... Вся семья наша, весь род... позором... навсегда...
- Это трудно... Я знаю... Но ты солдат, Гаджи.
- Я... Я не сумею...
- Тебя научат.
- Кто?
- Думаю, тот же Вильке! И то, чему тебя научит враг, ты поставишь
на службу Родине. А вернувшись к нашим, сошлись на меня, на
комиссара...
- Я этого...
- Эй, ты, марш к полковнику! - стоя в дверях, конвоир рыскал
глазами, ища в темноте Гаджи.
Гаджи вышел. В барак он больше не вернулся.

24
В этом оборванном, изможденном, обросшем ржавой щетиной человеке
даже близкие не могли бы узнать майора Лаврова. Его нехитрые пожитки
пленного лежали на нарах, соседних с нарами Седого.
Вот и прошел, подумал он. И воздушный бой, и вынужденный прыжок с
парашютом, и пленение, и допросы, и мордобой, и карцер. Прошел и живу.
Он принялся осматривать барак.
Пустые нары ряд за рядом говорили Лаврову о судьбе бывших
обитателей. Сколько раз сменялись на них хозяева? И не ждали ли нового
постояльца те, на которых сейчас лежал стонущий человек?
Лавров не сомневался, что перед ним Седой - совесть всех, кого
злая судьба согнала в этот ад, опоясанный колючей проволокой.
Комиссар умирал. Уже не часы - минуты оставалось ему пробыть