"Луций Анней Сенека. Письма" - читать интересную книгу автора

следует предоставлять самим себе: тут-то и обуревают их дурные замыслы, тут
и готовят они опасности себе и другим, тут к ним и приходят чередой
постыдные вожделения. Тут-то все, что стыд и страх заставляли скрывать,
выносится на поверхность души, тут-то она и оттачивает дерзость,
подхлестывает похоть, горячит гневливость. Есть у одиночества одно
преимущество: возможность никому ничего не открывать и не бояться
обличителя; но это и губит глупого, ибо он выдает сам себя.
Вот видишь, как я надеюсь на тебя, вернее, как я за тебя ручаюсь
(потому что "надеждой" зовется благо, которое либо будет, либо нет): лучшего
товарища, чем ты сам, я для тебя не нахожу. (3) Я возвращаюсь памятью к тем
полным силы словам, которые ты произносил с таким благородством. Тогда я
поздравил себя и сказал: "Эти слова не просто слетели с языка, у них есть
прочное основание. Этот человек - не один из многих, он стремится к
спасению". (4) Так и говори, так и живи. Смотри только, чтобы ничто тебя не
поработило. Прежние твои моления предоставь воле богов, а сам моли их заново
и о другом: о ясности разума и здоровье душевном, а потом только - телесном.
Почему бы тебе не молить об этом почаще? Смело проси бога: ничего чужого ты
у него не просишь.
(5) Но хочу, как у нас заведено, послать тебе с этим письмом небольшой
подарок. Правдивые слова нашел я у Афинодора2: "Знай, что тогда ты будешь
свободен от всех вожделений, когда тебе придется молить богов лишь о том, о
чем можно молить во всеуслышанье"3. А ведь до чего люди безумны! Шепотом
возносят они богам постыднейшие мольбы, чуть кто приблизит ухо - смолкают,
но богу рассказывают то, что скрывают от людей. Так смотри, чтобы это
наставление нельзя было с пользой прочесть и тебе: живи с людьми так, будто
на тебя смотрит бог, говори с богом так, будто тебя слушают люди. Будь
здоров.
Письмо XI
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Со мною беседовал твой друг, юноша с хорошими задатками; какова его
душа, каков ум, каковы успехи - все стало мне ясно, чуть он заговорил. Каким
он показал себя с первой пробы, таким и останется: ведь он говорил без
подготовки, застигнутый врасплох. И даже собравшись с мыслями, он едва мог
преодолеть застенчивость (а это хороший признак в молодом человеке), - до
того он залился краской'. Я подозреваю, что это останется при нем и тогда,
когда он, окрепнув и избавившись от всех пороков, достигнет мудрости.
Никакая мудрость не устраняет природных изъянов тела или души2: что заложено
в нас рождением, то можно смягчить, но не победить искусством. (2)
Некоторых, даже очень стойких людей при виде толпы народа бросает в пот, как
будто они устали или страдают от зноя: у некоторых, когда им предстоит
выступать с речью, дрожат колени, у других стучат зубы, заплетается язык,
губы слипаются. Тут не поможет ни выучка, ни привычка, тут природа являет
свою силу, через этот изъян напоминая о себе самым здоровым и крепким.
(3) К числу таких изъянов, я знаю, принадлежит и краска, вдруг
заливающая лицо даже самым степенным людям. Чаще всего это бывает у юношей,
- у них и жар сильнее, и кожа на лице тоньше; но не избавлены от такого
изъяна и пожилые, и старые. Некоторых больше всего и надо опасаться, когда
они покраснеют: тут-то их и покидает всякий стыд.
(4) Сулла был особенно жесток тогда, когда к лицу его приливала кровь.
Никто так легко не менялся в лице, как Помпеи, который непременно краснел на