"Луций Анней Сенека. Письма" - читать интересную книгу автора

пытки даются лишь по просьбе. (13) Я уже запечатывал это письмо, однако
приходится его вскрыть: пусть придет к тебе с обычным подарком и принесет с
собою какое-нибудь замечательное изречение. Одно мне уже вспомнилось, не
знаю, чего в нем больше, красноречия или правды. Ты спросишь, чье оно? -
Эпикура. Я до сих пор присваиваю чужие пожитки. (14) "Каждый уходит из жизни
так, словно только что вошел". Возьми кого угодно - хоть юношу, хоть
старика, хоть человека средних лет: ты обнаружишь, что все одинаково боятся
смерти, одинаково не знают жизни. Ни у кого нет за спиною сделанных дел: все
отложили мы на будущее. А мне в этих словах больше всего по душе то, как в
них корят стариков за ребячество. - (15) "Каждый уходит из жизни таким,
каким родился". - Неправда! В час смерти мы хуже, чем в час рождения. И
виновны тут мы, а не природа. Это ей пристало жаловаться на нас, говоря:
"Как же так? Я родила вас свободными от вожделений, страхов, суеверий,
коварства и прочих язв; выходите же такими, какими вошли!" (16) Кто умирает
таким же безмятежным, каким родился, тот постиг мудрость. А мы теперь
трепещем, едва приблизится опасность: сразу уходит и мужество, и краска с
лица, текут бесполезные слезы. Что может быть позорнее, чем эта тревога на
самом пороге безмятежности? (17) А причина тут одна: нет у нас за душой
никакого блага, вот мы и страдаем жаждой1 жизни. Ведь ни одна ее частица не
остается нашей: минула - унеслась прочь. Все заботятся не о том, правильно
ли живут, а о том, долго ли проживут; между тем жить правильно - это всем
доступно, жить долго - никому. Будь здоров.

Письмо ХХIII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Ты думаешь, я буду писать тебе о том, как мягко обошлась с нами эта
зима, не слишком холодная и недолгая, какой коварной оказалась весна с ее
поздними холодами, и о прочих глупостях, по примеру ищущих, о чем бы
сказать. Нет, я буду писать так, чтобы принести пользу и тебе, и себе. Но
тогда о чем же мне писать, как не о том, чтобы ты научился правильно
мыслить? Ты спросишь, в чем основание этой науки. В том, чтобы "е радоваться
по-пустому. Я сказал "основание"? Нет, вершина! (2) Достиг вершины тот, кто
знает, чему радоваться, кто не отдает своего счастья на произвол других. Не
знает покоя, не уверен в себе тот, кого манит надежда, если даже предмет ее
рядом, и добыть его легче легкого, и никогда раньше она не обманывала. (3)
Вот что, Луцилий, сделай прежде всего: научись радоваться. Ты думаешь, я
тебя лишаю множества наслаждений, если отвергаю все случайное и полагаю, что
нужно избегать надежд - самых сладких наших утех? Совсем наоборот: я хочу,
чтобы радость не разлучалась с тобой, хочу, чтобы она рождалась у тебя дома.
И это исполнится, если только она будет в тебе самом. Всякое иное веселье не
наполняет сердце, а лишь разглаживает морщины на лбу: оно мимолетно. Или,
по-твоему, радуется тот, кто смеется? Нет, это душа должна окрылиться и
уверенно вознестись надо всем. (4) Поверь мне, настоящая радость сурова. Уж
не думаешь ли ты, что вон тот, с гладким лбом и, как выражаются наши
утонченные говоруны, со смехом в очах, презирает смерть, впустит бедность к
себе в дом, держит наслаждения в узде, размышляет о терпеливости в
несчастье? Радуется тот, кто не расстается с такими мыслями, и радость его
велика, но строга. Я хочу, чтобы ты владел такою радостью: стоит тебе раз
найти ее источник - и она уже не убудет. (5) Крупицы металла добываются у
поверхности, но самые богатые жилы - те, что залегают в глубине, и они щедро