"Луций Анней Сенека. Письма" - читать интересную книгу автора

состояний, всех возрастов, которые смертью положили конец своим несчастьям.
Поверь мне, Луцилий, смерть настолько не страшна, что благодаря ей ничто для
нас не страшно. Поэтому слушай угрозы врага со спокойствием. (12) Хотя
чистая совесть дает тебе уверенность, но много значат не относящиеся к делу
обстоятельства, - а потому надейся на справедливое решение, но готовься к
несправедливому. Помни прежде всего об одном: отдели смятение от его
причины, смотри на само дело - и ты убедишься, что в любом из них нет ничего
страшного, кроме самого страха. (13) Что случается с детьми, то же бывает и
с нами, взрослыми детьми: они пугаются, если вдруг увидят в масках тех, кого
любят, к кому привыкли, с кем всегда играют. Не только с людей, но и с
обстоятельств нужно снять маску и вернуть им подлинный облик. (14) Зачем ты
показываешь мне клинки и факелы и шумную толпу палачей вокруг тебя? Убери
эту пышность, за которой ты прячешься, пугая неразумных! Ты смерть, это тебя
недавно презрел мой раб, моя служанка. Зачем ты опять выставляешь напоказ
мне бичи и дыбы? К чему эти орудия, каждое из которых приспособлено терзать
один какой-нибудь член тела, зачем сотни снарядов, истязающих человека по
частям? Оставь все это, от чего мы цепенеем в ужасе. Прикажи, чтобы смолкли
стоны и крики и горестные вопли, исторгаемые пытками. Разве ты - не та самая
боль, которую презрел этот вот подагрик, которую другой, страдая желудком,
выносит среди удовольствий, которую терпит женщина в родах? Ты легка, если я
могу тебя вынести, ты коротка, если не могу. (15) Все это ты часто слышал,
часто говорил сам. Но думай об этом всегда и покажи на деле, правильно ли ты
услышал и правду ли говорил. Ведь нет ничего постыднее обычного упрека нам:
мы, мол, - философы на словах, а не на деле. Что же ты? Разве только сейчас
узнал, что тебе грозит смерть, изгнание, боль? На то ты и родился! Так будем
считать неизбежным все, что может случиться. (16) Но я знаю, ты наверняка
уже сделал все, что я советую тебе. А сейчас я тебе советую не погружаться
душой в тревоги о суде, не то она ослабеет и останется без сил в тот миг,
когда должна будет воспрянуть. От того, что касается одного тебя, отвлеки ее
на то, что касается всех, говори себе так: мое тело смертно и хрупко, и не
только несправедливость или сила могущественных грозят ему болью - нет, сами
наслаждения оборачиваются муками. От пиров портится желудок, от попоек
цепенеют и дрожат жилы, похоть расслабляет руки, ноги, все суставы. (17) Я
обеднею - значит, окажусь среди большинства. Буду изгнан - сочту себя
уроженцем тех мест, куда меня сошлют. Попаду в оковы - что с того? Разве
сейчас я не опутан? Природа уже связала меня весом моего грузного тела. Я
умру? Но это значит, я уже не смогу заболеть, не смогу попасть в оковы, не
смогу умереть! (18) Я не так глуп, чтобы затянуть здесь Эпикурову песенку и
повторять, что страх перед преисподней - вздор, что не крутится колесо
Иксиона, Сизиф не толкает плечом свой камень вверх по склону, ничьи
внутренности не могут ежедневно отрастать7, чтобы их снова терзали. Нет
столь ребячливых, чтобы они боялися Цербера, и тьмы, и призрачной плоти,
одевающей голые кости. Смерть или уничтожает нас, или выпускает на волю. У
отпущенных, когда снято с них бремя, остается лучшее, у уничтоженных не
остается ничего, ни хорошего, ни плохого - все отнято. (19) Позволь мне
привести здесь твой собственный стих, но прежде посоветовать, чтобы ты
считал его написанным не только для других, но и для себя. Позорно говорить
одно, а чувствовать другое, но насколько позорнее писать одно, а чувствовать
другое! Я помню, ты однажды рассуждал о том, что мы не сразу попадаем в руки
смерти, а постепенно, шаг за шагом. (20) Каждый день мы умираем, потому что