"Луций Анней Сенека. Письма" - читать интересную книгу автора

шла о гладиаторе в колеснице: "Не могу сказать; ведь я не знаю, на что он
способен пешим". (7) Он будет колоть мне глаза именами всех бродячих шутов,
которым лучше бы вовсе не заниматься философией, чем торговать ею. Но я
решил стерпеть все обиды. Пусть он меня рассмешит, - я, может быть, заставлю
его плакать, а если он не перестанет смеяться, то я, как ни плохо дело,
порадуюсь, что его постиг такой веселый род безумия. Впрочем, веселость эта
ненадолго: присмотрись к такому человеку и увидишь, как безудержный смех
через мгновенье сменяется безудержным бешенством. (8) Я намерен взяться за
него и доказать, насколько выше была бы ему цена, когда б толпа ценила его
пониже. Если я и не искореню его пороки, то обуздаю их: пусть они не
исчезнут, но хоть уйдут на время, - а может быть, они и исчезнут, если
привыкнут уходить. Да и передышками нельзя пренебрегать: тяжелобольным
временное улучшение заменяет здоровье. (9) А пока я готовлюсь взяться за
него, ты сам - ведь ты и можешь, и понимаешь, от чего ушел и к чему пришел,
и поэтому догадываешься, куда придешь впредь, - ты сам совершенствуй свой
нрав, возвышай душу, будь стоек, что бы тебя ни пугало. Не смей
пересчитывать всех, кто тебе страшен. Не глуп ли, по-твоему, тот, кто боится
многих там, где можно пройти лишь поодиночке? Так же и к твоей смерти доступ
открыт только одному, сколько бы врагов тебе ни угрожало. Так уж устроила
природа: одну жизнь она тебе дала, одну и отнимет. (10) Был бы в тебе стыд,
- ты отсрочил бы мне последний взнос. Но и я не буду скряжничать, погашая
остаток долга, и вручу тебе все, что с меня следует. - "Никогда я не хотел
нравиться народу - ведь народ не любит того, что я знаю, а я не знаю того,
что любит народ". - (11) "Кто же это?" - спросишь ты. Как будто тебе
неизвестно, кому я приказываю. - Эпикуру! Но то же самое подтвердят тебе в
один голос из всех домов: и перипатетики, и академики, и стоики, и киники.
Как может быть дорог народу тот, кому дорога добродетель? Благосклонность
народа иначе, как постыдными уловками, не приобретешь. Толпе нужно
уподобиться: не признав своим, она тебя и не полюбит. Дело не в том, каким
ты кажешься прочим, а в том, каким сам себе кажешься. Только низким путем
можно снискать любовь низких. (12) Что же даст тебе хваленая философия,
высочайшая из всех наук и искусств? А вот что: ты предпочтешь нравиться
самому себе, а не народу, будешь взвешивать суждения, а не считать их,
будешь жить, не боясь ни богов, ни людей, и либо победишь беды, либо
положишь им конец. А если я увижу, что благосклонные голоса толпы
превозносят тебя, если при твоем появлении поднимаются крики и
рукоплескания, какими награждают мимов, если тебя по всему городу будут
расхваливать женщины и мальчишки, - как же мне не пожалеть тебя? Ведь я
знаю, каким путем попадают во всеобщие любимцы! Будь здоров.

Письмо XXX
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Повидал я Ауфидия Басса1: этот превосходный человек изнемог в
борьбе со старостью. Она гнетет его слишком сильно, чтобы ему подняться, -
таким тяжелым и все подавляющим бременем налегли годы. Ты знаешь, что он и
всегда был слаб здоровьем и хил, однако долго держался или, вернее,
поддерживал себя - и вдруг сдал. (2) Как кораблю, который дал течь, не
опасны одна-две трещины, но когда он расшатается и разойдется во многих
местах, то рассевшегося днища уже не поправить, - так и старческую немощь до
поры можно терпеть и даже найти ей подпоры, но когда, словно в трухлявой