"Луций Анней Сенека. Письма" - читать интересную книгу автора

Но, повторяю, к тебе эта напасть не пристанет, если ты не потеряешь совесть.
Кроме того, нужно ежедневно упражняться и отдавать свое усердие сначала
предметам, а потом словам. (14) А им тоже нельзя давать воли, пусть даже они
придут сами и потекут без всякого твоего труда: мудрецу приличествует не
только скромная осанка, но и сжатая, сдержанная речь. А итог всех итогов
таков: приказываю тебе говорить медленно! Будь здоров.

Письмо LIII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) На что только меня не уговорят, если уж уговорили плыть морем!
Отчалил я в затишье, но небо было в тяжелых серых тучах, которые непременно
должны разразиться либо дождем, либо ветром. Все же я думал, хотя погода
ненадежна и грозит ненастьем, мне удастся проскользнуть, благо от твоей
Партенопеи до Путеол немного миль. Итак, чтобы уйти побыстрее, я направился
через открытое море прямо к Несиде1, срезав все излучины. (2) Едва мы
отплыли настолько, что было уже все равно, вперед ли идти или назад, как
подкупившая меня гладь исчезла: бури еще не было, но море взволновалось, а
потом зыбь пошла чаще. Я стал просить кормчего высадить меня где-нибудь на
берегу. Он же говорил, что на здешних скалистых берегах нету стоянок и что
не так страшна буря, как суша. (3) Но я слишком мучился, чтобы думать об
опасности: меня изводила тошнота, слабая и безысходная, которая, взбаламутив
желчь, не позволяет еще ее извергнуть. Я пристал к кормчему и заставил его,
хочет не хочет, плыть к берегу. Когда мы подошли, я не стал ждать, пока мы
выполним наставления Вергилия 2, чтобы
Носом в простор корабли повернулись,
или чтобы
С носа якорь слетел,
но, вспомнив мое искусство, бросился в море, как подобает старому
любителю холодных купаний, в плотной одежде. (4) Подумай сам, чего только я
не натерпелся, пока полз через утесы, пока искал дорогу, пока прошел ее! Я
понял, что моряки недаром боялись суши. Просто невероятно, сколько я вынес,
не имея сил выносить самого себя! Знай, Улисс был от рожденья обречен гневу
моря: не потому, что всюду шел ко дну, а потому, что страдал морской
болезнью. И я, если мне придется куда-нибудь плыть, доберусь до места на
двадцатый год3. (5) Едва я привел в порядок желудок, который - ты знаешь сам
- не избавился от тошноты, избавившись от моря, едва восстановил силы
умащеньем, как стал думать про себя вот о чем. До чего же легко мы забываем
о своих изъянах, и телесных, хоть они часто о себе напоминают, и, конечно,
тех, которые тем глубже скрыты, чем они больше. (6) Легкий жар может
обмануть, но когда он поднимется и начнется настоящая лихорадка, она у
самого твердого и терпеливого вырвет признание. Ноги болят, в суставах
немного колет - мы это скрываем, говорим, что подвернули щиколотку или
перетрудили каким-нибудь упражнением. Пока хворь сомнительна и только
подкрадывается, мы ищем ей имя, но когда болезнь начнет раздувать щиколотки
опухолями и сделает обе ноги правыми, то тут поневоле признаешь, что это
подагра. (7) А с теми болезнями, что поражают душу, все обстоит наоборот:
каждый, чем больше ими страдает, тем меньше это чувствует. И удивляться тут,
милый мой Луцилий, нечему. Кто спит неглубоко и в дремоте видит какие-то
образы, тот иногда во сне понимает, что спит, а тяжелый сон прогоняет даже
сновидения, и душа так глубоко в него погружается, что сама себя забывает.