"Луций Анней Сенека. Письма" - читать интересную книгу автора

вновь крепнет честолюбие. Значит, оно оставило нас не потому, что было
искоренено, а потому что утомилось и было подавлено не слишком ему
благоприятными обстоятельствами. (10) То же самое и страсть к роскоши:
иногда она по-видимости отступает, а потом опять донимает мнимых сторонников
воздержности и посреди приступа бережливости тянется к покинутым, но не
преданным осуждению удовольствиям, - тянется скрытно и оттого еще сильнее.
Ведь не так опасны пороки, не скрытые от глаз; даже больные идут к
выздоровлению, если болезнь прорвалась из глубины и обнаружила всю свою
силу. Знай, что и скупость, и честолюбие, и другие недуги человеческого духа
пагубнее всего тогда, когда прячутся под личиной здоровья. (11) Мы только
кажемся спокойными. Вот если мы будем чистосердечны, если протрубим
отступление, если научимся презирать внешний блеск, то, как я сказал, нас
уже ничто не отвлечет, никакие хоры человеческих или птичьих голосов не
прервут наших благих размышлений, стойких и неизменных. (12) Слишком легок и
не сосредоточен еще на самом себе дух того, кого любой голос и случайный
звук заставляют насторожиться. Значит, есть в нем тревога и ранее возникший
страх, которые и будоражат любопытство. Как говорит наш Вергилий,
Я, кто недавно ни стрел, летевших в меня, не боялся, Ни бессчетных
врагов, толпой мне путь преграждавших, Ныне любых ветерков, любого шума
пугаюсь: Страшно за ношу мою и за спутника страшно не меньше.
4 (13) Первый - это мудрец, которого не пугают ни занесенные копья, ни
сшибающиеся мечи тесно сплоченных отрядов, ни грохот разрушаемого города;
второй же - человек неискушенный, он боится за свое добро и пугается всякого
шума, любой звук кажется ему грохотом и валит с ног, малейшее движение
лишает его чувств. Поклажа делает его робким. (14) Возьми на выбор любого из
тех счастливцев, что много несут на себе и много тащат за собой, - и ты
увидишь, что
Страшно за ношу ему и за спутника страшно. ..
Знай, ты достиг спокойствия, если никакой крик до тебя не доносится,
если тебя ничей голос - ни зазывный, ни угрожающий, ни впустую нарушающий
тишину - не выведет из себя. - (15) "Как так? Но разве не лучше иногда
побыть вдали от шума?" - Признаюсь, ты прав. И я переберусь с этого места:
ведь я хотел только испытать себя и закалиться. Какая мне надобность
мучиться дольше, если Улисс давно нашел простое средство, и оно спасло его
спутников даже от сирен? Будь здоров.

Письмо LVII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Когда мне понадобилось вернуться из Бай в Неаполь, я легко поверил,
что на море буря, - лишь бы снова не пытать судьбу на корабле. Однако по
дороге оказалось столько грязи, что поездка эта была все равно как плаванье.
В тот день я вытерпел все, что назначено терпеть атлетам {: после умащения
нас осыпала пыль неаполитанского склепа2. (2) Нет ничего длиннее этого
застенка и ничего темнее факелов в нем, которые позволяют не что-нибудь
видеть во мраке, а видеть самый мрак. Впрочем, даже будь там светло, пыль
застила бы свет. Она и под открытым небом неприятна и тягостна; что же
говорить о месте, где она клубится сама в себе и, запертая без малейшей
отдушины, садится на тех, кто ее поднял. Так пришлось нам терпеть две
несовместимые неприятности зараз: на одной дороге, в один день мы страдали и
от грязи, и от пыли. (3) Однако и эта темнота дала мне повод для