"Луций Анней Сенека. Письма" - читать интересную книгу автора

Кое-что, Луцилий, я удержал с тех пор. Приступал я ко всему с большим
рвением, а потом, вынужденный вернуться к государственной жизни, немногое
сохранил от этих добрых начал. Все же с тех пор я на всю жизнь отказался от
устриц и грибов: ведь это не пища, а лакомство, заставляющее насытившихся
есть опять, легко извергаемое и снизу, и сверху, - а это весьма по душе
обжорам, запихивающим в себя больше, чем могут вместить. (16) С тех пор я в
жизни не брал притираний: ведь лучше всего пахнет тело, которое ничем не
пахнет3. С тех пор мой желудок забыл о винах. С тех пор всю жизнь я избегаю
бани, сочтя, что обваривать себе тело и истощать его потением - бесполезное
баловство. К прочему, оставленному тогда, я вернулся, но даже в том, от чего
перестал воздерживаться, сохраняю меру, которая и ближе к воздержанию и,
может быть, труднее воздержанья: ведь от чего-то легче отказаться совсем,
чем сохранять умеренность. (17) Если уж я сказал тебе начистоту, что в
молодости взялся за философию с большим пылом, чем занимаюсь ею в старости,
то не постыжусь признаться, какую любовь внушил мне Пифагор. Сотион
рассказывал, почему тот отказывался есть животных и почему, позже, Секстий.
У обоих причины были разные, но благородные. (18) Один полагал, что человеку
и бескровной пищи хватит и что там, где резня служит удовольствию,.
жестокость переходит в привычку. И еще он говорил, что нужно ограничивать
число предметов, на которые зарится жажда роскоши, что разнообразная пища,
чуждая нашему телу, вредна для здоровья. (19) А Пифагор утверждал, что есть
родство всего со всем и взаимосвязь душ, переселяющихся из одного обличья в
другое. Ни одна душа, если верить ему, не погибает и не перестает
существовать иначе как на малое время, после которого переливается в другое
тело. Мы увидим, сколько временных кругов она пройдет и сколько обиталищ
сменит, прежде чем вернется в человека. А покуда она внушает людям страх
совершить злодейство и отцеубийство, невзначай напав на душу родителя и
железом или зубами уничтожив то, в чем нашел приют дух какого-нибудь родича.
(20) Сотион не только излагал это, но и дополнял своими доводами: "Ты не
веришь, что души распределяются по все новым и новым телам? Что именуемое
нами смертью есть только переселение? Не веришь, что в теле этих скотов,
этих зверей, этих подводных обитателей пребывает душа, когда-то бывшая
человеческой? Что все во вселенной не погибает, а только меняет место? Не
веришь, что не одни небесные тела совершают круговые движения, но и живые
существа исчезают и возвращаются, и души переходят по кругу? Но в это верили
великие люди! (21) Так что воздержись от суждения и оставь все как есть.
Если это правда, то не есть животных - значит быть без вины; если неправда -
значит быть умеренным. Велик ли будет урон твоей жестокости? Я только
отнимаю у тебя пищу львов и коршунов". (22) Под его влияньем я перестал есть
животных, и по прошествии года воздержанье от них стало для меня не только
легким, но и приятным. Мне казалось, что душа моя стала подвижней; впрочем,
сегодня я не взялся бы утверждать, что это так. Ты спросишь, как я от этого
отошел? Время моей молодости пришлось на принципат Тиберия Цезаря: тогда
изгонялись обряды инородцев4, и неупотребление в пищу некоторых животных
признавалось уликой суеверия. По просьбам отца, не опасавшегося клеветы, но
враждебного философии, я вернулся к прежним привычкам; впрочем, он без труда
убедил меня обедать лучше. (23) Аттал всегда хвалил тот матрас, который
сопротивляется телу; я и в старости пользуюсь таким, что на нем не останется
следов лежанья. Я рассказал тебе об этом, чтобы ты убедился, как силен у
новичков первый порыв ко всему хорошему, если их кто-нибудь ободряет и