"Луций Анней Сенека. Письма" - читать интересную книгу автора

Письмо CXII
Сенека приветствует Луцилия!
(I) Клянусь тебе, я и хочу образовать твоего друга, как ты желаешь, и
решил сделать это, - да он слишком тверд, чтоб воспринимать, или вернее - и
это еще хуже - слишком мягок, чтобы воспринимать, и сломлен долголетними
дурными привычками. Я хочу привести тебе пример из нашего ремесла. (2) Не
всякая лоза годна для прививки: та, что стара и изъедена, и та, что не
окрепла и гнется, либо не принимают привоя, либо его не питают, не дают
срастись с собой, не перенимают его свойств и природы. Поэтому мы и делаем
обыкновенно надрез над землею, чтобы, если лоза не ответит, попытать счастья
вторично и сделать новую прививку под землею. (3) Тот, кого ты в письме
поручал мне, не имеет сил; он предавался порокам и оттого подгнил и отвердел
одновременно. Он не может ни принять, ни вскормить привой разума. - "Но ведь
он сам жаждет!" - Не верь! Я не хочу сказать, что он тебе лжет; он сам
воображает, будто жаждет. Роскошь ему опротивела, однако он скоро снова с
нею помирится. - (4) "Но он говорит, что такая жизнь ему в тягость". - Не
спорю; а кому она не в тягость? Люди и любят, и ненавидят свою жизнь.
Вынесем ему приговор тогда, когда он на деле докажет нам свою .ненависть к
роскоши, а сейчас они только в размолвке. Будь здоров.

Письмо CXIII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Ты требуешь написать тебе, что я думаю о вопросе, так часто
обсуждаемом нашими: одушевленные ли существа - справедливость, мужество,
разумность и прочие добродетели. Такими тонкостями, Луцилий, мы только
одного и добьемся: всем покажется, будто мы заняты пустыми упражнениями ума
и от нечего делать предаемся бесполезным рассуждениям. Я поступлю, как ты
требуешь, и изложу мненье наших. Но признаюсь, сам я сужу об этом иначе.
Есть вещи, которые пристали только носящим сандалии да короткий плащ '.
Итак, вот что занимало древних, или вот чем занимались древние. (2) Душа,
бесспорно, одушевлена, поскольку и нас делает одушевленными, и все
одушевленные существа получили от нее имя. Добродетель же есть не что иное,
как душа в известном состоянии; значит, и она одушевлена. Далее: добродетель
производит действие, а это невозможно для того, в чем нет самодвиженья; если
же самодвиженье, присущее только одушевленным предметам, есть в ней, то и
она одушевлена. - "Но если добродетель одушевлена, то она обладает
добродетелью". - А почему бы ей не обладать самой собою? (3) Как мудрец все
делает через добродетель, так и сама добродетель. - "Стало быть, одушевлены
и все искусства, и все, что мы думаем, все, что наш дух объемлет собою, и в
тесноте нашего сердца обитает много тысяч одушевленных существ, а каждый из
нас - это множество живых существ, либо каждый содержит в себе множество
их". - Ты спрашиваешь, что отвечают в опроверженье этого? Каждый из
названных предметов одушевлен, но вместе они множеством одушевленных существ
не будут. - "Как так?" - Я скажу тебе, если ты приложишь все свое вниманье и
сообразительность. (4) Отдельный одушевленный предмет должен иметь отдельную
сущность, а у этих всех душа одна; значит, быть отдельными они могут, быть
множеством не могут. Ведь я - и человек, и живое существо, но ты не скажешь,
что нас двое. Почему? Потому что двое должны существовать порознь, иначе
говоря, должны быть отделены друг от друга, чтобы их было двое. А что