"Луций Анней Сенека. Письма" - читать интересную книгу автора

ради добродетели, а ради славы. Ты не хочешь быть справедливым, не получая
взамен славы? А ведь тебе, клянусь, придется быть справедливым и получить
взамен поношенье! И тогда, если ты мудр, тебе будет отрадно дурное мнение,
которое ты снискал добром. Будь здоров.

Письмо CXIV
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Ты спрашиваешь меня, почему в те или иные времена возникает род
испорченного красноречия, как появляется в умах склонность к тем или иным
порокам, - так что иногда преобладает напыщенное произнесение, иногда -
томное и протяжное, словно песня? Почему иногда нравятся мысли смелые и
неправдоподобные, иногда - выражения недоговоренные и загадочные, в которых
приходится больше постигать умом, чем слухом? Почему была пора, когда
бессовестно злоупотребляли переносными значениями? - Причина в том, о чем ты
часто слышал и что у греков даже перешло в пословицу: "Какова у людей жизнь,
такова и речь". (2) И если у каждого оратора манера говорить похожа на него
самого, то и господствующий род красноречия иногда подражает общим нравам.
Если порядок в государстве расшатан, если граждане предались удовольствиям,
то свидетельством общей страсти к ним будет распущенность речи, коль скоро
она присуща не одному-двум ораторам, а всеми принята и одобрена. (3) Не
может быть душа одного цвета, а ум другого. Если душа здорова, если она
спокойна, степенна и воздержна, то и ум будет ясным и трезвым; развратят
душу пороки - ум станет напыщенным. Разве ты не видел: у кого в душе
томность, тот волочит ноги и двигается лениво; у кого душа порывиста и
жестока, тот ускоряет шаг; у кого душа охвачена неистовством или так похожим
на неистовство гневом, у того все телодвижения беспорядочны, тот не ходит, а
мечется? Так неужели, по-твоему, того же самого не будет и с умом, тем более
что он слит с душой воедино, ею создается, ей повинуется, от нее получает
закон? (4) Как жил Меценат, известно настолько хорошо, что мне нет нужды
здесь об этом рассказывать: как он разгуливал, каким был щеголем, как хотел,
чтобы на него смотрели, как не желал прятать свои пороки. Так что же? Разве
речь его не была такой же вольной и распоясанной, как он сам? Разве его
слова - под стать его одежде, слугам, дому, жене - не должны были больше
всего удивлять? Он был бы человеком большого дарования, если бы повел его
правильным путем, если б не избегал быть понятным, если бы знал границы хотя
бы в речи. Его красноречие - ты увидишь сам - это красноречие пьяного,
темное, беспутное и беззаконное. Есть ли что позорнее? [Меценат, "О моем
образе жизни"] (5) "По реке вдоль берегов, что лесами курчавятся, взгляни,
как челны взбороздили русло, как, вспенивши мели, сад заставляют назад
отбегать". Или это: "Завитки кудрявой женщины голубит губами, - начинает,
вздыхая, - так закинув усталую голову, безумствуют леса владыки". -
"Неисправимая шайка: на пирах они роются жадно, за бутылкой обыскивают домы,
и надежда их требует смерти". - "Гений, который свой праздник } едва ли
заметит, нити тонкого воска, и гремучая мельница, - а очаг украшают жена или
мать". - (6) Разве не сразу по прочтении ты увидишь, что это тот самый, кто
всегда расхаживал по Риму в неподпоясанной тунике (даже когда он замещал
отсутствовавшего Цезаря, пароль получали 2 от распоясанного полководца)?
тот, кто и на суде, и на ораторском возвышенье, и на любой сходке появлялся
с закутанной в плащ головой, оставляя открытыми только оба уха, наподобье
богатых беглецов в мимах? 3 тот. кто в разгар гражданской войны, когда город