"Луций Анней Сенека. Письма" - читать интересную книгу автора

был в страхе и все вооружились, ходил по улицам в сопровожденье двух скопцов
- больше мужчин, чем он сам? кто тысячу раз женился - и брал ту же самую
жену? 4 (7) Эти слова, так беззаконно соединенные, так небрежно
расставленные, употребленные вопреки общепринятому смыслу, свидетельствуют о
нравах не менее невиданных, извращенных и странных. Больше всего его хвалят
за незлобивость: он не касался меча, не проливал крови, и если чем и
выставлял напоказ свое могущество, так только вольностью нравов. Но он сам
подпортил эту свою славу затейливостью чудовищных речей. (8) По ним видно,
что он был изнежен, а не кроток. Это станет ясно любому, кто увидит его
кудрявый слог, и перевернутые слова, и мысли, нередко величавые, но теряющие
силу еще прежде, чем высказаны до конца. Чрезмерное счастье вскружило ему
голову; иногда в этом повинен сам человек, иногда - время. (9) Там, где
счастье широко разливает страсть к удовольствиям, роскошь начинается с
заботливого ухода за телом: потом хлопочут об утвари; потом с усердьем
занимаются домом, стараясь, чтобы он был обширнее поместья, чтобы стены
сверкали заморским мрамором, чтобы кровля сияла золотом и штучным потолкам
отвечали блеском плиты пола. Потом изысканность распространяется и на обеды;
тут ищут отличиться новизной блюд и переменой обычного их порядка: чем
принято обед заканчивать, то подают сначала, что раздаривалось при входе, то
дарят при выходе. (10) Когда душа привыкнет гнушаться всем общепринятым, а
обычное считать слишком дешевым, - тогда ищут новизны и в речах, то
вытаскивают на свет старинные забытые слова, то выдумывают новые или
переиначивают общеизвестные, то принимают за верх изящества частые и смелые
переносы смысла, которых стало так много в последнее время. (11) Есть такие,
что обрывают мысль, видя всю прелесть речи в недоговоренности, в том, чтобы
дать слушателю только намек на смысл. Но есть и такие, что каждую мысль
тянут и не могут кончить. Есть такие, что не случайно подходят вплотную к
пороку (для всякого, кто отваживается на что-нибудь великое, это неизбежно),
но этот самый порок любят. Словом, где ты увидишь, что испорченная речь
нравится, там, не сомневайся, и нравы извратились. Как пышность пиров и
одежды есть признак болезни, охватившей государство, так и вольность речи,
если встречается часто, свидетельствует о падении душ, из которых исходят
слова. (12) И не приходится удивляться, если испорченность речи благосклонно
воспринимается не только слушателями погрязнее, но и хорошо одетой толпой:
ведь отличаются у них только тоги, а не мнения. Удивительнее то, что хвалят
не только речи с изъяном, но и самые изъяны. Первое было всегда: без
снисхождения не понравятся и самые великие. Дай мне любого, самого
прославленного мужа - и я скажу тебе, что его век прощал ему и на что
намеренно закрывал глаза. Я укажу тебе много таких, кому изъяны не
повредили, и даже таких, кому они были на пользу, - укажу людей самых
прославленных, которыми принято восхищаться; кто попробует что-нибудь
исправить, тот все разрушит: изъяны здесь так неотделимы от достоинств, что
потянут их за собою. (13) Прибавь к этому, что для речи нет строгих правил.
Их изменяет привычка, господствующая среди граждан, а она никогда не
задерживается долго на одном. Многие ищут слова в далеких веках, говорят
языком Двенадцати таблиц; для них и Гракх, и Красе, и Курион слишком
изысканны и современны, они возвращаются к Аппию и Корунканию5. Другие,
наоборот, признавая только избитое и общепринятое, впадают в пошлость. (14)
И то и другое - порча, хотя и разного рода, - не меньшая, право, чем желанье
пользоваться только словами яркими, звучными, поэтическими, а необходимых и