"Александр Серафимович. Сопка с крестами (Авт.сб. "Железный поток")" - читать интересную книгу автора

ночью окно, говорит: - Я уголовная... Такое положение... Никуда не
денешься.
А самовару все равно, он бурлит, бросает клубы пара или начинает петь
тоненько и однотонно. Женщина стоит, темная, печальная, покорная. В
комнате светло, уютно. В срубе стреляют бревна - на дворе крепчает мороз.
- Мальчонка у меня остался там, в России... Как забирали, трех годов
был... "Мама, мама!.." Лапает ручонками... - Она рассказывает с тихой,
сдержанной страстью, с затаенной дрожью. - Румяный, чистое яблоко...
Бывало, ночью проснется, лап, лап: "Мамка, ты тут?.." - "Тут, тут..." -
прикорнет и опять заснет, только носиком так печально подсвистывает: ти-и,
ти-ти...
Часы бьют шесть, потом семь, а глухая ночь давно уж тянется, давно
тянется под этот тихий печальный рассказ о далеком мальчике.
Самовар убрали. Темная женщина приготовила постель, пожелала покойной
ночи и ушла. Девушка одна ходит по комнате. В трубе стреляет. Тут, сейчас
за темнотой - _он_, милый, усталый, ждущий покоя... И сопка с маленькими
покосившимися черными крестами ждет...
- Ах, ничего, ничего не выйдет!..
Хрустят тонкие пальцы.
В тоске, в смертном томлении она мечется. Все то же.
Набросив платок, осторожно и тихо выходит в темные морозные сени.
Промерзшие окна глядят фосфорическими пятнами. Тишина, пропитанная тьмой и
морозом.
Тихо полуотворила наружную дверь. По ногам тянет леденящий холод.
Напрасно силятся глаза пробиться сквозь стену тьмы, - непроглядная, она
стоит непроницаемо. Невидим, но осязается потонувший в морозной тьме
палисад, там - люди, там - _он_.
Зубы стучат неудержимой мелкой дрожью, трясутся колени, закоченели
ноги, застыли руки, льется морозный холод, а она все стоит и глядит во
тьму сквозь щель приотворенной двери. По-прежнему мертво-тихо.
Тянутся минуты, может быть, часы, она не знает.
Нарушая густоту мглы, в черной глубине ее шевельнулось живое желтое
пятно. Колеблясь, тусклое и мутное, как зарождающаяся жизнь, оно неровно и
тихонько передвигается, и нельзя сказать, вперед, или назад, или в
сторону.
Девушка, крепко вцепившись окостенелыми пальцами в холодный косяк, не
спускает глаз с колеблющегося желтовато-мутного пятна. Кругом мертвенная
пустота и первозданный холод, там - трепетный зародыш жизни и дыхания. И
она с замиранием сердца следит, - вот-вот потухнет.
Кончено... мрак, пустота, холод...
Снова слабо брезжит, и желтовато колеблется, и борется с надвинувшейся
отовсюду черной слепотой ночи.
Теперь ясно можно различить: неровно, несмело подвигается сюда. Только
отчего с такой болью, с такой смертной мукой толчками бьется сердце?..
Если б перестало биться, если б потухла тоска!..
Огонек лучится, и по снегу скользит желтовато озаренный кружок.
Люди.
Никого не видно, но нет сомнения - они идут сюда. Дозор, или патруль,
или идут с докладом к помощнику.
Огонь фонаря от хоть бы колышется, прыгает, нервно скользя светом по