"Иннокентий Сергеев. Галатея (цикл: Oraculum Lilibaeum)" - читать интересную книгу авторадумает!"
Я изображаю, как думает вождь, и она аплодирует мне, веселясь от души. - Всё безнадёжно, Лил. Нам не выстоять. И заслоняясь от этой тени, я искал её губы. Или желая приблизиться к ней и заглянуть ей в глаза. У Леонида Андреева есть один рассказ, о чёрте, который хотел постичь добро. И когда он решил, что всё хорошо усвоил, он вернулся в ад, чтобы проповедовать. Но бесы и ведьмы, услышав его слова, стали говорить то же самое, и даже ещё красноречивей... Я помню грохот вагона электрички и стёкла, заштрихованные дождём, и как я подумал тогда: "Слова будут те же, а значит, слова бессильны!" Зачем людям нужно было поверить, что есть Страшный суд? Им нужен высший закон, на чашах весов которого были бы взвешены все дела человека. Потому что здесь его нет. И я вспомнил слова Грасиана, а потом вспомнил Бергсона и Кьеркегора и подумал: "Ведь религия - то же самое, и Шопенгауэр отрицал её, а Юнг назвал её подделкой". Непосредственный религиозный опыт, что мы знаем об этом, едва доступном для нас, мире, что мы знаем о его дорогах, о том, куда они приведут нас, и хватит ли у нас сил, однажды ступив на тропу, не сорваться с неё в пропасть? Ницше сошёл с ума, вообразив себя Дионисом. И тогда мне вспомнилась подводная каменная гряда в одном городке на Балтике. Она тянется в море, и ты идёшь по ней, уходя всё дальше от берега, и не знаешь, когда под ногой окажется пустота, и ты провалишься по чтобы сделать ещё один шаг, а волны норовят опрокинуть тебя. Входя в этот мир, что мы знаем о нём? Отдавшись во власть... Кто ведёт нас? И если слова бессильны, то для чего нам был дан разум? Рядом со мной уснула женщина, положив мне на плечо голову, напротив неё беспокойно ёрзал ребёнок лет трёх-четырёх, наверное, ему надоело глазеть в окно, он спрыгнул на пол и стал дёргать её - не спи!- за край плаща, и какой-то мужчина в очках пригрозил ему пальцем, а ребёнок долго и недоумённо смотрел на него, ничего не понимая. Она спала, и я боялся пошевелить плечом, чтобы не разбудить её. Я видел сумку, набитую продуктами. Потом это как-то ушло, и я забыл. О том, что происходит в дороге,- а обычно не происходит вообще ничего,- быстро забываешь, особенно, если дорога так утомительна, а день так бесцветен. Приезжаешь, тебя встречают, или ты долго идёшь один по просёлку, запахивая от ветра отворот пальто, и уже через час ты даже и не вспоминаешь. А когда пьёшь обжигающий чай, чашку за чашкой, чтобы согреться, и рассказываешь о всяких там новостях, это совсем обесцвечивается, стирается в памяти... Знаешь, есть такие чернила. Но они всё равно проступают. Моррисон гений. Моррисон, расстегнув ширинку, показывает толпе член. Рэй Манзарек: "Они жил целиком за той границей, до которой мы едва дотягивались". |
|
|