"Иннокентий Сергеев. Либретто для жонглёра" - читать интересную книгу автора

увидел её, да и то, не обратив на неё никакого внимания в силу того, что
именно в этот момент совершал переход от нервного возбуждения к полной и
сокрушительной апатии, - заскок, именуемый, кажется, астеническим
состоянием. Настоящее (настоящее ли?) её имя - Эльза. Это не значит, что
она немка; это значит, что у неё родители с прибабахом.
- Ничего, если я так напишу?
- Пиши. Они, и правда, прибабахнутые.
Разумеется, я немедленно отбросил его как явную нелепицу и стал называть
ее Элиссой. Дядя, услышав это, пожал плечами, но ничего возражать не стал.

"Она красивая женщина", - думал я и повторял шёпотом: "Красивая женщина",
- и было приятно, что меня никто не слышит. В расщелину штор пробивался
резко очерченный синий свет ночной улицы, прорезав комнату до самой двери,
он лежал на ковре. Во всём доме спали.
Спать не хотелось.
Мне было приятно, и даже духота казалась домашней. Я знал, что смогу
завтра отоспаться, и моя противоестественная бодрость меня не тревожила.
Мимо за окном проехала машина.
"Ну разве можно так рано ложиться?" - подумал я. Только-только
разговориться успели. А ведь она приоделась. Извинилась, что ничего толком
не готовила, зато завтра обязательно что-нибудь вкусненькое состряпает.
- Племянник родной приехал, сделай что-нибудь этакое, наше!
А она сказала: "У нас ведь и развлечений-то никаких нет".
Дядя обиделся: "Как нет, а какие развлечения нужны? Лес есть, река. Не
какая-нибудь, а настоящая. Кино нужно? Дом культуры, пожалуйста. Там,
кстати, сейчас фильм идёт какой-то американский. Надо в газете
посмотреть". И я сказал, что не нужно, но он всё равно принялся искать эту
газету. Мы остались одни. Я всё мялся и боялся посмотреть на нее. Она
спросила меня, на каком я теперь курсе. На пятом уже? Один год остался, да
и то неполный.
- Не трудно учиться?
Я хотел отмахнуться, но сообразил, что это будет невежливо, и не успел
ничего ответить. Появился дядя со своей газетой. Он включил торшер и сунул
мне газету в руки: "Читай. Это наша городская брехаловка. Так себе,
конечно, газетка", - сказал он пренебрежительно и гордо. Хлопнул себя по
животу и, многозначительно посмотрев на жену, сказал: "Ну что, как насчет
того чтобы поужинать?"
И она ушла собирать на стол.
За ужином он всё рассказывал о своей студенческой эпопее и о каких-то
своих друзьях в Вавилоне, и всё никак не мог успокоиться. Вздыхал, что нет
вина.
- А то бы бабахнули за приезд племянничка.
"Ну как там в Городе, новые власти, да? Давно я туда не наезжал". Я
отвечал что-то. Мы переглянулись, и она едва заметно улыбнулась. Мы поняли
друг друга.
(Я заворочался в постели.)
И всё-таки мне удалось остаться с ней наедине. Я всё пил свой чай, а она
сидела рядом. Сначала я только бубнил что-то, а стоило мне немного
разойтись, как она поднялась и стала мыть посуду. Правда, тут же закрыла
кран и виновато вытерла руки о полотенце, но после этого я уже не мог