"Сергей Сергеев-Ценский. Преображение человека (эпопея Преображение России #2)" - читать интересную книгу автора

уходил из комнаты. И наглолицый человек, отмеченный номером 23, так же,
как прежде, выкрикнул в серебряный зал:
- За золотым столом место! Кто желающий?
Задержавшись на момент в дверях, Матийцев увидел, что на его место
усаживался сановный старик и щеточкой вытирал уже заботливо зеленое сукно;
а спускаясь по лестнице вниз, Матийцев думал не о том уже, как это
случилось неожиданно, что он проиграл деньги, а о том, что он окончил одно
дело и теперь осталось другое: передать пакет Безотчетова Мирзоянцу. То,
что было перед глазами, по-прежнему становилось безразлично, ненужно.
Стол, из-за которого он поднялся, правда, сидел еще в нем со всеми восемью
игроками и теми, кто наблюдал, только он обособился, стал виднее и как
будто приобрел какую-то твердость вечности. Он уйдет, как ушел, а они,
восемь, не встанут: не могут встать - и никуда не уйдут: это их земная
казнь - вечная. Денег у них у всех четыре тысячи (так представилось), и
когда кто-нибудь проигрывается почти в пух, он тут же начинает выигрывать
снова, и так конца этому нет, глупейшая вечность, а там, куда он уйдет,
дует милый и свежий ветер, и открывается вечно какая-то всеобъемлющая
мысль.


IX

Когда Матийцев выходил из клуба, около подъезда садились на извозчика
двое, оба в широких клеенчатых картузах, добротные, бритые, должно быть
немцы-колонисты, и один сказал извозчику:
- В городской сад...
Некоторое время постоял в нерешительности Матийцев, разглядывал
ночную улицу и думал о ней без всякой злобы: "Вечная, черт тебя дери!" Но
когда извозчики, вдруг сорвавшись, наперебой подкатили к нему, он тут же
решил, куда ехать:
- В городской сад...
Понравилось, что еще можно поехать в какой-то сад, где есть цветы,
большие деревья, музыка, где можно поужинать, наконец, в последний раз
так, как ужинают в городах, а не так, как хочется Дарьюшке, - заказать по
карточке, выпить стакан холодного пива, отдохнуть. Те семь-восемь человек,
которых он бросил в игорном зале, они плотно засели в нем, во все стороны
растопыря локти, все еще продолжая отрывать карты, загребая деньги,
оглядываться свирепо назад, глотать абрикотин... но уж хотелось их
вытряхнуть из себя - послушать музыку, выпить холодного пива, отдохнуть.
В саду при входе стояла крутая арка, а около нее двое околоточных
беседовали мирно, и, пока проходил мимо Матийцев, он услышал, как один из
них, более молодой, спрашивал другого, потяжелее: "Вань, а ты любишь
скачки?.. Занятно, если погода хорошая..." А другой отвечал мрачным
вопросом: "А когда она бывает хорошая?..", чем заставил улыбнуться
Матийцева.
Дальше, в глубине, направо, был летний театр, налево - ресторан,
весело освещенный, а в промежутке между ними по широкой площадке гуляла
публика. Деревья здесь были высокие - акации и ясени, но цветов не заметил
Матийцев, и фонари были не так ярки, как в клубном саду, и в ресторане
играли только черные румыны в белых расшитых балахонах.