"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Тундра (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

не думал услышать что-нибудь другое.
Но я услышал.
Однажды вечером она пришла не одна, а вдвоем с мужчиной, и когда она
говорила тихим опасливым шепотом, он говорил отчетливо и громко.
Я был удивлен и по привычке приподнял обои и припал к щели.
У нее был смущенный и влюбленный вид, а он был здоровый, красный,
уверенный в себе малый, в сером пиджаке и полосатом длинном галстуке.
После я узнал, что он был приказчиком в том самом магазине, на который
она работала.
Сначала они пили чай, потом какую-то наливку - кажется, рябиновку. И за
чаем и за наливкой она рассказывала о себе.
Говорила, что у нее был таинственный "он", монтер с фабрики; когда она
забеременела, он ее бросил, она долго "каталажилась" с ребенком, потом
продала "машинку" и отправила его в "вошпиталь". Потом жила одна... Скучно
стало, так скучно!.. И вот...
Она смотрела на него виноватым взглядом, а он на нее снисходительным и
смешливым.
Он наливал рябиновку в новые, очевидно только что купленные, рюмки и
говорил коротко и громко:
- Пей!
- Потише ты! Там студент! - испуганно указывала она на стену моей
комнаты.
- А нам что студент? Наплевать на студента, - возражал он. - Пей!
И она пила.
Маленькая лампочка с зеленым домодельным бумажным колпаком стояла на
столе, и от нее падали на их лица бледнозеленые сквозные тени.
Я только мельком взглядывал на его сытое, с закрученными рыжеватыми
усами лицо, больше наблюдал я за маленькой женщиной с романическим прошлым.
Она изменилась, оживилась, похорошела. На зеленоватом от лампы лице ее
засветились глаза и стали заметнее, выпуклее.
Видно было, что она выбросила из памяти прошлое и хочет жить моментом,
и видно было, что боится.
Страх таился где-то в углах ее лица, в углах ее глаз и губ, в изгибах
дрожащих пальцев. Клетчатая кофточка на ее груди неровно подымалась от
нервного и частого дыхания.
Что ее пугало? Грех? Счастье?
Не знаю, но ее становилось жаль еще больше, чем прежде, и я отошел к
столу.
Потом я слышал опять звяканье рюмок, бульканье наливки, ее быстрый
опасливый шепот и его короткие замечания вроде: "Наплевать!.. Пей!.. Великая
штука!.."
В этот вечер я не слышал, чтобы она молилась, но как потушила лампу,
слышал.
Утром, когда я встал, он уже уходил. Я посмотрел в щель.
Лицо у нее было измятое. Непричесанная, желтая, она держала его руку в
своих, глядела на него виноватым взглядом и говорила:
- Как же теперь ты жене скажешь? Небось, искала тебя?
- Штука страшная! Загулял с ребятами, вот и все, - отвечал он, искоса
оглядывая ее хмурыми брезгливыми глазами.
Ему хотелось поскорей уйти, и он ушел, не оставшись даже пить чай.