"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Бабаев (Роман)" - читать интересную книгу автора

Он говорит тяжело и жестко. Ему кажется, что сейчас она сорвется с
места, затопает ногами, упадет... что с нею будет истерика. Но она подходит
к нему вплотную - горячая, выпуклая, - берет его за погон рукою и говорит
неожиданно тихо:
- Ведь вам же скучно... Ведь вот вам же скучно... Ну, отчего вы не
женитесь?
Глаза у нее теперь хорошие, простые, сквозные, как у очень маленькой
девочки. Смотрят из-под мягких бровей прямо в его глаза. И две завитых
прядки волос над ними тоже, кажется, глядят, просто, чуть-чуть стыдливо.
Здоровое, просящее ласки тело всего в двух вершках от Бабаева за
каким-то простеньким сиреневым платьем с кружевами.
И никого нет в комнате, кроме трех белых кошек - Милки, Муньки и Мурки:
спят все три рядом на старом диване.
- Ведь вы же не... пустынник? Вам нужна женщина... - говорит она,
опустив глаза. - Почему же у вас непременно должна быть женщина с улицы...
грязная... фи!.. больная... захватанная.
Ему странно, что она говорит это. От лампы свет падает сзади ее, и она
в тени. Может быть, это помогает ей?.. Но он видит, что она пропустила
что-то, и добавляет:
- С букетом дешевого одеколона... На лице белила... Каблуки у нее
высокие, стоптаны набок... обязательно стоптаны набок... внутрь...
Почему-то вдруг становится тоскливо, робко. Лидочка берет в руку его
жетон из училища. Рука у нее небольшая, белая; суставов на пальцах не видно,
только ямочки.
Теперь она еще ближе к нему. Теперь от нее к нему перебросилась горячая
сплошная сетка желаний и жжет.
- Вы - хороший... вы - умный... - говорит она, наклоняясь: голос у нее
стал тверже, точно сквозь него прошел металлический стержень. - Вы - один...
за вами ходить некому... Ну, кто о вас позаботится? Денщик?.. Разве не
надоело вам: все один, все один...
Нужно взять ее... Нужно обхватить ее руками там, где она ближе всего к
рукам, - в перегибе тела.
Глаза ее стали мутными - желтых блесток нет. Развилась и легла почти
прямо одна прядка волос на лбу... У него в голове сплошной гул, точно звонят
там в колокол.
Стукнул вдруг кто-то дверью из кухни - должно быть, кухарка.
Кашлянул... Поднялась одна кошка, посмотрела жмурыми глазами, потянулась,
задрала хвост, прыгнула на пол. Точно мяч упал. За ней другая - Милка, Мурка
- нельзя было различить: все были белые, ленивые, с сонными глазами.
Руки его тяжелеют вдруг - невозможно поднять. Что-то поднялось в мозгу
холодное, как сталь на морозе, и захотелось на улицу и чтобы иней падал с
деревьев.
Встал со стула.
Голова ее пришлась вровень с его плечом. Кофточка на ней была широкая;
она расплескалась в ней, как в ванне. Будет сидеть в ней год, два, десять
лет... Три кошки будут спать на диване: Мурка, Милка и Мунька...
А те, на улицах, все ходят, ищут... все новые, веселые, без будущего,
без прошлого - один вечер...
- И каблуки у них стоптаны внутрь... - говорит он вслух и потом
повторяет, точно читает стих: - И - каблуки - у них стоптаны внутрь...