"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Утренний взрыв (Эпопея "Преображение России" - 7)" - читать интересную книгу автора

Мог бы лечь спать и Калугин, но он был теперь слишком возбужден, чтобы
заснуть, и ничего читать ему не хотелось. Он вдруг пришел к очень тревожной
мысли, что на корабле в его отсутствие что-то произошло среди офицеров, что
и вызвало два подряд оскорбления, какие он получил. Может быть, шли
разговоры вообще о поведении матросов: явно надоела, дескать, им война,
расшаталась среди них дисциплина, и нельзя ли найти общими силами, кто
именно в этом виноват.
Калугин почувствовал, что не ложиться спать, а войти в жизнь корабля он
должен. Может, и действительно обнаружено такое брожение среди матросов, что
опасно и выходить с ними в море?.. Но где же можно было узнать об этом?
Конечно, только в кают-компании.
Угольная пыль теперь уже осела, но она скрипела под ногами на палубе,
куда вышел Калугин несколько освежиться и собраться с мыслями. Он
представил, какая это будет завтра работа матросам, которые должны будут до
церемонии поднятия флага привести здесь все в полный порядок: подмести и
вымыть весь пол, надраить до блеска все медяшки, чтобы Колчак завтра утром
не заметил нигде на палубе ни одной угольной пылинки... А может быть, этот
Колчак совсем не на своем месте, как командующий флотом, в котором имеются
дредноуты новейшей конструкции? Оттого-то, - как это приходилось ему слышать
здесь, на "Марии", - не заметно особой разницы между действиями
Черноморского флота при Эбергарде и при Колчаке; оттого-то таким неудачным
вышел и последний поход "Марии" против Варны... "Ничтожество!.. Карьерист!"
- определил Колчака Калугин.
Город не различался отсюда, с палубы "Марии", только чувствовался, но,
стоя у самого борта, Калугин неотрывно глядел только в том направлении,
стараясь представить Нюру теперь непременно рядом с ее сестрой, а около них
мощного Сыромолотова.
Ясное сознание, что Сыромолотов приехал к нему, сидит теперь в его
комнате, подняло в нем уважение к себе, пошатнувшееся после двух полученных
им замечаний, и он направился в кают-компанию, став уже гораздо бодрее и
успокоенней.
Ярко освещенная люстрами, прижатыми к потолку, обширная кают-компания
была что-то очень переполнена, как редко когда бывало после десяти часов:
что-то, значит, действительно произошло.
Над длинным столом, за которым сидели офицеры, повисло облако табачного
дыма, и Калугин сразу не рассмотрел, кто это, зачем-то полуподнявшись,
кричит о Болгарии.
Кричал это лейтенант Замыцкий, - со лба большие залысины и на затылке
плешь, - волосы тоненькие, жиденькие, белесые; глаза тоже белесые; лицо
рыхлое, вздутое, а бритая верхняя губа какая-то очень длинная и имеет
способность сильно сокращаться слева. От этого рот становится косой, и
вполне понятно, что матросы зовут Замыцкого "Косоротиком".
Но обыкновенно бывало, что он говорил тихо, вдумчиво, немногословно:
ответит двумя-тремя словами на чей-нибудь вопрос, сделает рот сковородником
и отойдет. Очень удивился Калугин, отчего же это теперь он так вдруг
разошелся.
Подумав, что теперь в кают-компании решается вопрос о Болгарии и
Турции, как участницах войны против России, Калугин успокоился: не мешало
ведь и в самом деле офицерам линкора "Мария" поговорить о своих противниках,
владеющих половиной побережья Черного моря, и он хотел постоять, послушать.