"Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский (Часть 1)" - читать интересную книгу автора

как попало в угол и покрывшихся ржавчиной и плесенью. Когда же он с крайним
тщанием вычистил их и привел в исправность, то заметил, что недостает одной
весьма важной вещи, а именно: вместо шлема с забралом он обнаружил
обыкновенный шишак; но тут ему пришла на выручку его изобретательность:
смастерив из картона полушлем, он прикрепил его к шишаку, и получилось нечто
вроде закрытого шлема. Не скроем, однако ж, что когда он, намереваясь
испытать его прочность и устойчивость, выхватил меч и нанес два удара, то
первым же ударом в одно мгновение уничтожил труд целой недели; легкость асе,
с какою забрало разлетелось на куски, особого удовольствия ему не доставила,
и, чтобы предотвратить подобную опасность, он сделал его заново, подложив
внутрь железные пластинки, так что в конце концов остался доволен его
прочностью и, найдя дальнейшие испытания излишними, признал его вполне
годным к употреблению и решил, что это настоящий шлем с забралом удивительно
тонкой работы.
Затем он осмотрел свою клячу и, хотя она хромала на все четыре ноги и
недостатков у нее было больше, чем у лошади Гонеллы {16}, которая tantum
pellis et ossa fuit {17}, нашел, что ни Буцефал {1}8 Александра
Македонского, ни Бабьека Сида не могли бы с нею тягаться. Несколько дней
раздумывал он, как ее назвать, ибо, говорил он себе, коню столь доблестного
рыцаря, да еще такому доброму коню, нельзя не дать какого-нибудь достойного
имени. Наш идальго твердо держался того мнения, что если произошла перемена
в положении хозяина, то и конь должен переменить имя и получить новое,
славное и громкое, соответствующее новому сану и новому поприщу хозяина; вот
он и старался найти такое, которое само показывало бы, что представлял собой
этот конь до того, как стал конем странствующего рыцаря, и что он собой
представляет теперь; итак, он долго придумывал разные имена, роясь в памяти
и напрягая воображение, - отвергал, отметал, переделывал, пускал насмарку,
сызнова принимался составлять, - и в конце концов остановился на Росинанте,
{19} имени, по его мнению, благородном и звучном, поясняющем, что прежде
конь этот был обыкновенной клячей, ныне же, опередив всех остальных, стал
первой клячей в мире.
Столь удачно, как ему казалось, назвав своего коня, решился он
подыскать имя и для себя самого и, потратив на это еще неделю, назвался
наконец Дон Кихотом, - отсюда, повторяем, и сделали вывод авторы правдивой
этой истории, что настоящая его фамилия, вне всякого сомнения, была Кихада,
а вовсе не Кесада, как уверяли иные. Вспомнив, однако ж, что доблестный
Амадис не пожелал именоваться просто Амадисом, но присовокупил к этому имени
название своего королевства и отечества, дабы тем прославить его, и назвался
Амадисом Галльским, решил он, что и ему, как истинному рыцарю, надлежит
присовокупить к своему имени название своей родины и стать Дон Кихотом
Ламанчским, чем, по его мнению, он сразу даст понять, из какого он рода и из
какого края, и при этом окажет честь своей отчизне.
Вычистив же доспехи, сделав из шишака настоящий шлем, выбрав имя для
своей лошаденки и окрестив самого себя, он пришел к заключению, что ему
остается лишь найти даму, в которую он мог бы влюбиться, ибо странствующий
рыцарь без любви - это все равно что дерево без плодов и листьев или же тело
без души.
- Если в наказание за мои грехи или же на мое счастье, - говорил он
себе, - встретится мне где-нибудь один из тех великанов, с коими
странствующие рыцари встречаются нередко, и я сокрушу его при первой же