"Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский (Часть 2)" - читать интересную книгу автора

рыцарей, нежели оруженосцев.
- Ты ошибаешься, - заметил Дон Кихот, - не зря говорится, что когда
caput dolet... и так далее.
- Я разумею только мой родной язык, - объявил Санчо.
- Я хочу сказать, - пояснил Дон Кихот, - что когда болит голова, то
болит и все тело, а как я есмь твой господин и сеньор, то я - голова, ты же
- часть моего тела, коль скоро ты мой слуга, потому-то, если беда стряслась
со мною, то она отзывается на тебе, а на мне твоя.
- Так-то оно так, - сказал Санчо, - однако ж когда меня, часть вашего
тела, подбрасывали на одеяле, то голова моя пребывала за забором, смотрела,
как я взлетаю на воздух, и не чувствовала при этом ни малейшей боли, а если
тело обязано болеть вместе с головою, то и голова обязана болеть вместе с
телом.
- Ты хочешь сказать, Санчо, что мне не было больно, когда тебя
подбрасывали на одеяле? - спросил Дон Кихот. - Так вот, если ты это хочешь
сказать, то не говори так и не думай, ибо душа моя болела тогда сильнее,
нежели твое тело. Однако ж оставим до времени этот разговор, потом мы все
это еще обсудим и взвесим. А теперь скажи, друг Санчо, что говорят обо мне в
нашем селе? Какого мнения обо мне простонародье, идальго и кавальеро? Что
говорят о моей храбрости, о моих подвигах и о моей учтивости? Какие ходят
слухи о моем начинании - возродить и вновь учредить во всем мире давно
забытый рыцарский орден? Словом, я желаю, чтобы ты поведал мне, Санчо, все,
что на сей предмет дошло до твоего слуха. И ты должен мне это поведать без
утайки и без прикрас, ибо верным вассалам надлежит говорить сеньорам своим
всю, как есть, правду, не приукрашивая ее ласкательством и не смягчая ее из
ложной почтительности. И тебе надобно знать, Санчо, что когда бы до слуха
государей доходила голая правда, не облаченная в одежды лести, то настали бы
другие времена, и протекшие века по сравнению с нашим стали бы казаться
железными, тогда как наш, должно думать, показался бы золотым. Пусть же эти
мои слова будут тебе назиданием, Санчо, дабы ты добросовестно и толково
доложил мне всю правду о том, что меня, как тебе известно, занимает.
- Я это сделаю весьма охотно, государь мой, - сказал Санчо, - с
условием, однако ж, что ваша милость на мои слова не разгневается, коли
желает, чтобы я выставил всю правду нагишом, не облекая ее ни во что, кроме
того одеяния, в коем она дошла до меня.
- И не подумаю даже гневаться, - сказал Дон Кихот. - Можешь, Санчо,
говорить свободно и без околичностей.
- Ну так, во-первых, я вам скажу, - начал Санчо, - что народ почитает
вашу милость за самого настоящего сумасшедшего, а я, мол, тоже с придурью.
Идальго говорят, что звания идальго вашей милости показалось мало и вы
приставили к своему имени дон и, хотя у вас всего две-три виноградные лозы,
землицы - волу развернуться негде, а прикрыт только зад да перед, произвели
себя в кавальеро. Кавальеро говорят, что они не любят, когда с ними тягаются
идальго, особливо такие, которым пристало разве что в конюхах ходить и
которые обувь чистят сажей, а черные чулки штопают зеленым шелком.
- Это ко мне не относится, - сказал Дон Кихот, - одет я всегда
прилично, чиненого не ношу. Рваное - это другое дело, да и то это больше от
доспехов, нежели от времени.
- Касательно же храбрости, учтивости, подвигов и начинания вашей
милости, - продолжал Санчо, - то на сей предмет существуют разные мнения.