"Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский (Часть 2)" - читать интересную книгу автора

- Знаешь, муженек, отчего я не согласна? - отвечала Тереса. - Оттого,
что, как говорится, "платье тебя одевает, платье тебя и раздевает". Оттого,
что люди пробегут по бедняку глазами - и ладно, а на богача они глазищи-то
свои так и пялят, и ежели этот богач был когда-то бедняком, тут-то злые
языки и давай чесать языки, а таких у нас в селе - куда ни плюнь, как все
равно пчел в улье.
- Постой, Тереса, - прервал ее Санчо, - слушай, что я тебе сейчас
скажу, - такого ты еще отроду не слыхала, да это и не мои слова: то, что я
намерен тебе сказать, это изречения отца-проповедника, который в прошлом
году великим постом в нашем селе проповедовал. И вот этот самый проповедник,
сколько я помню, говорил так: все, что, мол, является нашему взору в
настоящее время, гораздо лучше укладывается и помещается и гораздо сильнее
запечатлевается в памяти нашей, нежели то, что было когда-то.
Вышеприведенные речи Санчо составляют вторую причину, по которой
переводчик признает эту главу за вымышленную, ибо они превосходят понятие
Санчо. А Санчо между тем продолжал:
- Отсюда следствие, что когда мы видим особу разряженную, в дорогом
уборе и с нею множество слуг, то, словно побуждаемые некой силой, мы
невольно проникаемся к ней уважением, хотя в тот же миг память подсказывает
нам, что прежде эту особу мы лицезрели в низкой доле, и все-таки этого
позора, чем бы он ни был вызван: то ли бедностью, то ли происхождением, -
коли он уже в прошлом, - не существует, а существует лишь то, что мы видим в
настоящую минуту. И если тот, кого судьба из нечистоты его ничтожества (это
подлинное выражение проповедника) вознесла на вершины благополучия, окажется
человеком благовоспитанным, щедрым и со всеми любезным и не станет тягаться
с древнею знатью, можешь быть уверена, Тереса, что никто и не вспомнит, кем
он был прежде, а будут чтить его таким, каков он есть теперь, кроме разве
завистников, ну да от них никакая счастливая судьба не спасется.
- Не понимаю я тебя, муженек, - сказала Тереса, - поступай, как знаешь,
и не забивай мне голову своим краснобайством и пустословием. И если уж тебе
так забезрассудилось...
- Заблагорассудилось должно говорить, жена, а не забезрассудилось, -
поправил Санчо.
- Не спорь со мной, муженек, - возразила Тереса, - я говорю, как мне
бог на душу положит, безо всяких этих затей. Так вот что я хочу сказать:
если уж тебе так далось это губернаторство, то возьми с собой своего сына
Санчо и прямо с этих пор приучай его губернаторствовать - ведь это хорошо,
когда дети идут по стопам отца и обучаются его ремеслу.
- Когда я буду губернатором, - объявил Санчо, - я пошлю за ним почтовых
лошадей, а тебе пришлю денег, каковые у меня всегда найдутся, ибо всегда
найдутся охотники ссудить губернатору, когда тот сидит без гроша. Сына же ты
выряди так, чтобы не было заметно, кто он таков, а было видно, каким ему
надлежит быть.
- Пришли только денег, - молвила Тереса, - а уж он у меня будет разодет
в пух и прах.
- Ну, словом, - заключил Санчо, - мы с тобой уговорились, что дочка
наша должна быть графиней.
- В тот день, когда она станет графиней, - возразила Тереса, - я буду
считать, что я ее похоронила. Но только я еще раз скажу: поступай, как тебе
угодно, такая наша женская доля - во всем подчиняться мужу, хотя бы и