"Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский (Часть 2)" - читать интересную книгу автора

света в поисках случаев, благодаря которым мы можем стать и подлинно
становимся не только христианами, но и славными рыцарями. Вот каковы, Санчо,
средства заслужить наивысшие похвалы, которые всегда несет с собой добрая
слава.
- Все, что ваша милость мне сейчас растолковала, я очень даже хорошо
понял, - объявил Санчо, - однако ж, со всем тем, я бы хотел, чтобы вы, ваша
милость, посеяли во мне одно сомнение.
- Ты хочешь сказать рассеял, Санчо, - поправил его Дон Кихот. -
Пожалуй, говори, я тебе отвечу, как сумею.
- Скажите мне, сеньор - продолжал Санчо, - все эти Июлии, - или как их
там: Августы, что ли? - и все эти смельчаки рыцари, которых вы называли и
которые уже давно померли, где они сейчас?
- Язычники, без сомнения, в аду, - отвечал Дон Кихот, - христиане же,
если только они были добрыми христианами, или в чистилище, или в раю.
- Хорошо, - сказал Санчо, - а теперь мне вот что еще любопытно знать:
горят ли перед гробницами, где покоятся останки этих распресеньоров,
серебряные лампады и украшены ли стены их часовен костылями, саванами,
прядями волос, восковыми ногами и глазами? А если нет, так чем же они
украшены?
На это Дон Кихот ответил так:
- Усыпальницы язычников большею частью представляли собою великолепные
храмы: прах Юлия Цезаря был замурован в невероятной величины каменной
пирамиде, которую теперь называют в Риме Иглой святого Петра {7}; императору
Адриану служит гробницею целый замок величиною с добрую деревню, - прежде он
назывался Moles Hadriani {8}, а теперь это замок святого Ангела в Риме;
царица Артемисия похоронила своего супруга Мавзола {9} в усыпальнице,
почитавшейся за одно из семи чудес света, но ни одна из этих гробниц, равно
как и все прочие, воздвигнутые язычниками, не была украшена ни саванами, ни
какими-либо другими дарами и эмблемами, которые показывали бы, что здесь
покоятся святые.
- Я к тому и вел, - молвил Санчо. - А теперь скажите, что доблестнее:
воскресить мертвого или же убить великана?
- Ответ напрашивается сам собой, - отвечал Дон Кихот, - доблестнее
воскресить мертвого.
- Вот я вас и поймал, - подхватил Санчо. - Стало быть, тот, кто
воскрешает мертвых, возвращает зрение слепым, выпрямляет хромых и исцеляет
недужных, тот, перед чьей гробницей горят лампады и у кого в часовне полно
молящихся, которые поклоняются его мощам, тот, стало быть, заслужил и в этом
и в будущем веке получше славу, нежели какую оставили и оставляют по себе
все языческие императоры и странствующие рыцари, сколько их ни было на
свете.
- Я с этим вполне согласен, - сказал Дон Кихот.
- Значит, такова слава, благодатная сила и, как это еще говорят,
прерогатива тела и мощей святого, - продолжал Санчо, - что с дозволения и
одобрения святой нашей матери-церкви в часовне у него и лампады, и свечи, и
саваны, и костыли, и картины, и пряди волос, и глаза, и ноги, - и все это
для усиления набожности и для упрочения христианской его славы. Короли на
своих плечах переносят тело, то есть мощи, святого, лобызают кусочки его
костей, украшают и обогащают ими свои молельни и наиболее чтимые алтари.
- Какой же вывод из всего тобою сказанного, Санчо? - спросил Дон Кихот.