"Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский (Часть 2)" - читать интересную книгу автора

сеньорам, которые живут среди цветов и благовоний, а именно приятный запах.
Между тем должен сознаться, Санчо, что когда я приблизился к Дульсинее, дабы
подсадить ее на иноходца, как ты его называешь, хотя мне он представляется
просто ослицей, то от нее так пахнуло чесноком, что к горлу у меня
подступила тошнота и мне едва не сделалось дурно.
- Ах, мошенники! - вскричал тут Санчо. - Ах, волшебники вы несчастные,
зловредные, поддеть бы вас всех, как сардинок, под жабры да нанизать на
тростинку! Много вы знаете, много можете и много зла делаете. Довольно с
вас, мерзавцы, что вы превратили жемчужные очи моей госпожи в чернильные
орешки, волосы ее чистейшего золота - в рыжий бычачий хвост и, наконец,
красивые черты лица ее - в уродливые, так хоть бы запаха-то не трогали: ведь
по одному этому мы могли бы догадаться, что скрывается под этой грубой
корой, хотя, признаться сказать, я никакой уродливости в ней не заметил, - я
видел одну только красоту, и высшею точкой и пробой ее красоты служит
родимое пятно, вроде уса, справа, над верхней губой, не то с семью, не то с
восемью светлыми волосками больше пяди длиною - точь-в-точь золотые ниточки.
- Этому пятну, - заметил Дон Кихот, принимая в рассуждение
соответствие, существующее между нашим лицом и телом, должно соответствовать
у Дульсинеи другое пятно, на ляжке, с той же стороны, что и на лице, однако
ж длина волосков, которую ты назвал, слишком велика для родимых пятен.
- Осмелюсь доложить, ваша милость, - возразил Санчо, - эти самые
волоски ей очень даже к лицу.
- Я верю тебе, друг мой, - молвил Дон Кихот, - природа не наделила
Дульсинею ни одной чертой, которая не была бы законченной и совершенной, а
потому, будь у Дульсинеи не одно, а сто пять таких пятен, это были бы не сто
пять пятен, а сто пять лун и сияющих звезд. А скажи мне, Санчо: то самое,
что я принял за вьючное седло и что ты прилаживал, - что это такое: простое
седло или же дамское?
- Нет, нет, - отвечал Санчо, это седло с короткими стременами и с такой
важной попоной, которая стоит никак не меньше полцарства.
- А я всего этого не видел, Санчо! - воскликнул Дон Кихот. - Повторяю и
еще тысячу раз буду повторять, что я самый несчастный человек на свете.
Хитрец Санчо, слушая, какие глупости болтает его господин, столь ловко
обведенный им вокруг пальца, едва мог удержаться от смеха. Наконец, после
долгих разговоров, оба воссели на своих четвероногих и поехали в Сарагосу, с
тем чтобы попасть к началу пышных празднеств, которые в знаменитом этом
городе устраиваются ежегодно. Однако ж, прежде чем они его достигли, с ними
случилось столько великих и неслыханных событий, что об этом стоит написать
и стоит прочитать, как то будет видно из дальнейшего.


1 Вы - посол, мой друг любезный... - стихи из старинного испанского
романса о Бернардо дель Карпьо (см. примеч. к гл. VI первой части "Дон
Кихота").
2 ...красным... каким пишут о профессорах... - Имеется в виду
существовавший в испанских университетах обычай писать крупными красными
буквами фамилии тех, кто выдержал испытания на соискание ученой степени.
3 ...вновь жаждет горестей моих судьбина... - строка из III эклоги
Гарсиласо де ла Вега.